Лев Пирогов - Хочу быть бедным (сборник)

Она согласилась.

Отчего же происходит с нами это самое снижение самооценки?

Издатели и книготорговцы – люди деловые, им надо получать прибыль. А лучшую прибыль в бизнесе приносят наркотики, оружие, порнография, фастфуд и платные туалеты.

Объём российского книжного рынка растёт, хотя тиражи отдельных изданий неуклонно снижаются. Снижение тиражей приходится компенсировать увеличением ассортимента: издательство не может продать одну книгу тиражом 100 тысяч экземпляров – ему приходится продавать 30 книг тиражом 3 тысячи каждая.

А средний писатель обязан эти 30 книг написать.

Понятно, что на конвейере выживают главным образом графоманы. А чем хуже качество беллетристики, тем сильнее портится вкус читающей публики в целом, тем меньшим спросом пользуется у неё «штучная» литература, тем меньше заинтересованы в ней торговцы, тем неохотнее связываются с нею издатели, тем сильнее она замыкается в себе и впадает в гомеостаз.

Комментируя итоги опроса в журнале «Если», новосибирский критик Валерий Иванченко заметил: «Я не очень-то знаю, кто такой этот Старджон, про которого все говорят, но кажется мне, что количество талантливых литераторов всегда примерно одинаково. И если в год выходит всего сорок книг, то хороших из них может быть не десять, а даже двадцать процентов. А если пятьсот книг, то хороших получится всего пять или даже два процента».

Это правило верно и для «серьёзной» литературы. Она пребывает в стилевом и вкусовом нокдауне ещё со времён издательско-читательского бума, случившегося в конце 80-х, когда в отечественный обиход разом вошли заумный модернизм, жеманный постмодернизм и разухабистый масскульт. Полвека литературной эволюции в одном флаконе – представьте себе этот амбре. Те, чей вкус был ушиблен чтением в ту эпоху, вот уже 20 лет стараются писать одновременно и заумно, и жеманно, и разухабисто. Это для них признак профессиональной вменяемости, вовлечённости в литературный контекст.

В те времена, заглатывая полувековой запас «возвращённой литературы», мы привыкли к безумному ощущению, что хорошей литературы должно быть много.

Когда запас иссяк и пошла «текучка», у аудитории с непомерно растянувшимися желудками возник голод – ощущение кризиса. Кинулись его преодолевать, «ау, мы ищем таланты», расплодившиеся издательства погнали «вал», и старджоновские десять процентов, согласно «Правилу Иванченко», обернулись жалкими двумя…

Что же делать?

А всё очень просто. Экономить дыхание. Поменьше читать. Перемусоливать классику, читать вглубь, а не вширь. Поменьше писать (В смысле подольше.) Наконец, поменьше заниматься книгоизданием и книготорговлей. Туалеты ведь и впрямь больше денег приносят.

Литературная популяция чрезмерно размножилась, ей не хватает кормовых ресурсов, и коллапс её неизбежен. Если мы уже сегодня не начнём ЭКОНОМИТЬ, он будет весьма болезненным. Как и не в литературных сферах потребления энергии.

Кино не закончится, но вот плёнка оборваться может.

Возникает законный вопрос: если выходит, что в литературном кризисе виноваты абсолютно все: читатель, писатель, издатель, продавец, конь в пальто – не лучше ли вывернуть ситуацию наизнанку? Не бывает же так, что все ненормальные и только кто-то один нормальный. Скорее, это свидетельствует о том, что пора поменять местами понятия ненормальности и нормы?

Что ж, поменять, конечно, можно. Что и происходит уже. Если в мире накапливается чересчур много зла, проще объявить зло добром, чем бороться с ним.

Можно и встать на голову, если всё вокруг видится вверх ногами и от этого кружится голова. Почему ж не встать?..

Без меня.

Если меня спросят среди ночи: «Ты за хорошую прозу или за плохую?» – я, пожалуй, выберу плохую. По двум причинам.

Во-первых, когда спрашивают, хочешь ли ты быть здоровым и богатым или больным и бедным, платой за простоту и очевидность выбора обязательно оказывается какая-нибудь гнусность, типа «ну тогда подпиши вот тут».

Во-вторых… буквально сегодня был случай.

Представьте, зачитался в метро. На эскалаторе обожгло: не туда еду!!! Перепутал пересадку с выходом! Заметался, хотел назад – но нет, автопилот в норме. Просто не заметил, как вышел, перешёл, как опять сел, доехал.

Вот проза-то! Вот критерий хорошей прозы – себя забыть.

Но, скажем, я забыл, а ещё десять человек не забыли. Не цепляют их эти образы, не волнует этот порядок слов. Так какая же проза тогда выходит?..