Лев Пирогов - Хочу быть бедным (сборник)

Тишина, гармония, уточки, грибочки, запахи пушистого мха и нежных васильковых фиалок. И колхоз. Все люди (кто выжил) трудятся на лоне природы, напевая себе под нос и улыбаясь вечерней зорьке, радуясь соловушке, что прилетел полюбоваться, как ты окучиваешь гряды картошки, и ласковый ветерок целует твоё зарумянившееся от работы тело. До первых комаров, а потом можно рубаху надеть. Рубаха тонкая, истёртая, кое-где от ветхости и для прохлады удобно прорванная. Не чистая, конечно. Ты же её долго после последней стирки носил. Или, там, ягоды собирать, малины, ай люли! ай люли! В строй, молодки-девки, с песней наяривай! В общем, хорошо.

А главное – ВСЁ СНАЧАЛА. Никакой революции не надо, никакого душегубства не надо, никаких социальных экспериментов не надо, весь этот поганый выбор сделали за тебя – ты только знай хватай в охапку свои 12 топоров и бегом строить: сарай из пальмовых листьев, укрывище от дождя, загородку для свиноматки, коммунизм, НОВУЮ СЧАСТЛИВУЮ ЖИЗНЬ. Где всё по-руссоистки, всё полезно, здорово, с витаминами, и Каин не убил Авеля, потому что Авеля там, на этом необитаемом острове, просто нет.

Как я об этом мечтал!!! Сколько себя помню – всегда мечтал оказаться на острове с некоторым запасом ножей, пил и топоров. И верёвок – а то скучно будет сучить веревку. Лишь одна мысль омрачала мою мечту – брать ли с собой кого из друзей. С одной стороны, я понимал, что никто из них моей мечты не достоин, а с другой – опыт учит, что нести бревно вдвоём веселее. Но… как представишь себе… Нет, нет, нет!

Хорошо, что они ослепли.

Ну вот, так и уважал нерусского этого. А тут выкачал из Интернета ещё один какой-то его роман («Отклонение от нормы», у Мошкова на либ-ру лежит), начал в метро читать. Сначала – ой как хорошо! Немного, правда, неприятно, что списан этот роман с нашего талантливого произведения писательницы Татьяны Толстой «Кысь», ну да так ей и надо. Писательница Татьяна Толстая совсем не любит и не уважает меня.

Ну вот, а гадина эта американская списала всё у нашей Татьяны, и получилось, типа, сюжет такой. Когда-то давно (по сравнению, чем с тогда) людишек постигла КАРА, и они теперь живут на островках «хорошей» (то есть нерадиоактивной) земли, отчаянно борясь с посткатастрофическими мутациями, против которых у них сочинена целая религия. Типа, если рождается телёнок о трёх головах или репа с двумями хвостами, надо их сжечь, а если рождается ребёнок с шестью пальцами на ногах – убить и сделать вид, будто никогда не рождался. За этим следят специальные пацаны. При этом весь антураж, то есть радостный сельскохозяйский труд на почве хозяйства, списан не с моих мечт о необитаемом острове, а с американской глубинки, где и людей-то никогда не было, сектантская мразь одна, и никто не умеет радоваться соловушке или солить огурчики. Все в этом романе злые, все религиозные мракобесы, ненавидят и боятся мутантов, а один мальчик (главный герой) не боится, и поэтому ему очень-преочень трудно жить с такими гомофобами и говыдлом, как все они.

Но!.. Интересный факт. Пока все остальные члены посткатастрофического мутантофобского общества (и антисемитского, разумеется) пашут в поте лица, главный толерантный герой не делает ничего – полкниги посвящено тому, как он уклоняется от сельскохозяйских обязанностей.

Вот как верно подмечено!

Вся эта толерантность, весь плюрализм ОТ ЛЕНИ И БЕЗДЕЛЬЯ происходят. А работящему человеку зачем толерантность? Хвать за задницу или по башке топором – вот тебе и весь плюрализм…

Поразительное наблюдение плохого американского писателя Виндэма! Тем более поразительное, что сделано-то оно случайно, даже вынужденно, ведь сам автор целиком и полностью на стороне бездельников и мутантов. Просто понадобилось прорисовать хорошему мальчику психологический задник, и первое, что пришло в голову Джону Виндэму, – сделать его бездельником и лентяем. Пока папа-мама и братья вкалывали (чтобы мальчику вечером было что внутрь себя покушать), он лежал в тенёчке под яблоней, примечал травинки, облачка и набирался терпимости. Ну не зашибись, а?

Обратите внимание: с этой концепцией (для развитости сознания нужно много свободного времени) мы хорошо знакомы (известно, что античная мудрость зиждилась на труде рабов), и никакого возмущения она у нас не вызывает. Напротив, мы с лёгкостью возгораемся возмущением против всякого упоминания о том, что «надо работать». Левые мыслители, которые толкают телеги насчет того, что работа – зло и ее надо отменить, вызывают у нас полные сандалики горячего понимания. Никто не хочет работать, все хотят участвовать в кипучей sparkling революции оранжада. Гадить в рвы и пересекать границы. Болтаться в проруби – это так либерально.