В жизни – модные штаны-«бананы». Фуксиновые леди – дамочки с голубыми волосами. Пластиковые пакеты «Мальборо», которые для дольшей сохранности усиливались изнутри нашими пляжными сумками.
В Перми в 1986 году ТЮЗ переехал в красивый особняк на ул.Большевистской (где раньше был драмтеатр). В ДК Гагарина заиграла фолк-рок группа «Дом». Гневно обличал империю лжи любительский рок, пермские группы: «Трест», «Парламент», «Акция». В Закамске громыхал «металлом» «Замок».
Первые компьютерные игры: «Реверси», «Ковбой» – и первые городские компьютерные клубы. Вот как выглядел наш город накануне компьютерного бума: в институтах – ИВЦ с электронно-вычислительными шкафами, пачки бумажных перфокарт и магнитные диски размером с тележное колесо. В типографиях – свинцовые литеры и пневмопочта. В бухгалтериях – деревянные счеты и калькуляторы с газоразрядными индикаторами. В магазинах – гремящие кассовые аппараты «Ока» и неоновые вывески: «Гастроном», «Универмаг». В учреждениях – электромеханические пишущие машинки «Ятрань» и бакинские кондиционеры в окнах. Слово «офис» еще не слыхали, как и много других слов.
Копировальная машина «Эра» (трехметровый динозаврище с двумя киловаттными фонарями по бокам, дышащий ацетоном) являлась спецобъектом с ограниченным допуском, защищалась железной дверью с сигнализацией. По-прежнему контрразведка глушила вражеские радиоголоса.
Телевизоры были с барабанным переключателем каналов, когда сосед переключался с 6-го на 12-й, тарахтенье слышал весь дом. Но тогда каналы переключали не часто – рекламы-то не было! Вообще! Заставки были – фото. Дерзостью в духе времени считалось поставить рядом с диктором телевидения штатив с фонарем, показать камеру. Прежде телевизионную «кухню» тщательно прятали.
На послабление режима немедленно отреагировали уголовники. В поездах активизировались шулеры, чемоданники и брачные аферисты, по вагонам пошли «глухонемые» – торговали календариками с портретами Сталина, Гитлера, Мао и Иисуса Христа. На самом деле это были наводчики (или чекисты, черт их разберет).
Поплыла нравственность. Девушка из «Модерн Токинг», оказывается, – юноша, Томас Андерс! А солист «Куин», оказывается, – девушка. «Королева» – это он, Фредди Меркюри. Раньше его хит «My best friend» вопринимался по-советски – «мой лучший друг», а правильно-то – любовник! Но главные наши открытия были впереди.
1987. ПЕРМЬ – ОТКРЫТЫЙ ГОРОД!
В 1987 году в ежегодном списке закрытых городов не оказалось Перми. Все штатные мероприятия по обеспечению режима секретности, такие привычные строгости наших родных «особых отделов» с нас теперь снимались. Отменялись тысячи запретов сотен надсмотрщиков, отменялись надсмотрщики, отменялся надсмотр вообще как таковой: лишался смысла. Горожанам этого, конечно, не объявили. Просто отцепились органы от замотанных продовольственным кризисом горожан.
В 1987 году вдруг подобрели цензоры обллита, отпустили на волю часть газет. Потом еще часть. Потом вообще цензуру торжественно отменили. Нет, этот момент надо прочувствовать: вчера еще все редакции были обязаны каждый материал отдавать на проверку, вчера еще каждое сообщение по радио и ТВ проходило (или не проходило) цензуру, где сидели свирепые «непущалы», а сегодня – гора с плеч, не надо бояться, унижаться, объясняться. Публикуй, что считаешь нужным. Что хочешь. Что в голову взбредет, никто не спросит. Воля! Но уже назавтра народ заскучал по цензуре – началась пятилетка беспредела, эпоха листовок и сортирной литературы. Маятник улетел в другую крайность.
Конечно, все это случилось не в один год. Еще со времен Андропова шло сокращение перечней засекреченных сведений, сокращение штата редакторов Главного управления по охране государственной тайны, в просторечьи – Главлита. К началу перестройки у нас в области осталось только три «охранки»: в Березниках, Кудымкаре и в Перми – обллит. В 1987 их перевели – такой прикол – на хозрасчет. То есть, газетам предлагалось самим блюсти государственные тайны или заключать договор с цензорами на консультационные услуги. Лигачев в Политбюро посыпал голову пеплом: «Упустили прессу». Но это у них там, в Москве, сразу вскипела «гласность», а у нас в Перми все было тихо. У нас всегда тихо, всякое беспокойство только снаружи.
Например, «Легко ли быть молодым?» – документальный фильм литовца Подниекса шел в киноклубе ДК строителей. Беременные женщины падали в обморок, очень страшный был фильм, жестокий какой-то. С той поры наше кино пошло вразнос, ни одного фильма без битья по нервам. Тонкие натуры отшатнулись, «толстые» полезли в кинотеатр, как в баню на верхнюю полку – на истязание для здоровья. Именно так, все дальнейшее показало – катарсиса не было. Даже на «Покаянии» Абуладзе – не было.
Читать дальше