Виктор Васильев - Актеры шахматной сцены

Финал этой загадочной мизансцены был потрясающим: когда флажок на часах Полугаевского с еле слышным шелестом опустился, судья смущенно объявил ошеломленному гроссмейстеру, что тот просрочил время и, стало быть, потерпел поражение. Как?! Почему?! Ведь сделано сорок ходов, вот он бланк с записью, поглядите!.. Увы, Полугаевский дважды записал один и тот же, двенадцатый ход, и, следовательно, спокойно обдумывал он не сорок первый, а сороковой, контрольный ход… Я не видел Полугаевского в тот роковой момент, но вполне допускаю, что волосы опять стояли у него торчком.

И было от чего. Такие истории случаются крайне редко. Известен, правда, казус с Ботвинником во время его третьего матча с Василием Смысловым – в 1958 году. Пятнадцатую партию Ботвинник отложил в позиции, где его победа не вызывала сомнений.

«Трудно сказать, на что рассчитывали белые, когда продолжали партию; вероятно, на чудо, – писал впоследствии Ботвинник. – Как это ни странно, но чудо свершилось!» В ходе доигрывания Ботвинник, имея на два хода несколько минут, задумался, попросту забыв о часах! «Велико же было мое удивление, – писал Ботвинник дальше, – когда к доске подошел наш арбитр Г. Штальберг и объявил, что черные просрочили время… Конечно, подобные эпизоды бывают не очень часто, вероятно, один раз в жизни…»

Спускаясь после окончания партии по лестнице Центрального шахматного клуба, Смыслов, обмениваясь впечатлениями со своим тренером Игорем Бондаревским, не мог сдержать нервного смеха. Эту сцену я нечаянно наблюдал, поднимаясь по лестнице навстречу Смыслову.

А сколько прелюбопытнейших закулисных историй так и «пылится» за кулисами театра шахмат, оставаясь известными лишь крайне ограниченному кругу лиц.

Однажды, например, мне рассказали о случае, который произошел в Алма-Ате в ходе полуфинала чемпионата страны. Одному из участников предстояло доигрывать партию, а он не успел обстоятельно проанализировать отложенную позицию. Как добиться желанной отсрочки, чтобы перенести доигрывание на более поздний срок? Судьи могли позволить это шахматисту только в связи с плохим состоянием его здоровья. Но наш герой чувствовал себя великолепно!

И все же выход был найден: шахматист обвязал платком щеку, пришел к стоматологу и настоял на том, чтобы ему вырвали зуб. Скажу вам по секрету: почти совершенно здоровый… Это была блестящая, еще не известная в шахматной истории жертва – жертва зуба! Увы, она не вошла в сокровищницу шахматного искусства…

Если правомерно такое выражение, то наиболее кокетливо ведет себя на шахматной сцене один из самых талантливых и своеобразных актеров – Давид Бронштейн. Единственный из всех, он может надолго задуматься над первым ходом. Известен случай, когда Бронштейн, к удивлению зрителей, всякого навидавшихся судей и, естественно, самого противника продумал над первым ходом около сорока минут! Есть в этом и оригинальность, и игра в оригинальность, и просто чудачество, и психологический расчет (противник-то удивлен и даже озадачен!) – всего здесь понемножку.

Отвечая на укоры по поводу того, что он иногда долго думает над первым ходом, Бронштейн писал: «Прошу поверить гроссмейстеру на честное слово, что если он думает, значит, ему есть над чем подумать». В принципе я верю гроссмейстерам на честное слово, но в данном случае – нет.

Впрочем, некоторая ненатуральность поведения – это до начала схватки. Потом Бронштейн в ответ на аплодисменты может улыбнуться, а в случае незаслуженного поражения – подняться из-за столика с застывшей гримасой на лице. Оказывается, и ему, великому мистификатору, ничто человеческое не чуждо.

А в том, что амплуа или, по крайней мере, любимая роль Бронштейна – мистификация, сомнений у меня нет. Он не любит признаться в очевидном, любит наводить тень на плетень, даже когда потом сам «разоблачает» себя.

Однажды он рассказал в печати о концовке своей партии с мастером Черепковым из XXVIII чемпионата СССР, в которой оба противника были в цейтноте. Приведя красивый вариант с жертвой ферзя, который мог случиться, но не случился в партии, Бронштейн пишет, что этот вариант он «проморгал» (здесь кавычки потому, что я цитирую Бронштейна).

Итак, проморгал? Но несколькими абзацами выше Бронштейн, имея в виду именно этот вариант, говорит:

«Значит, вот чего черные не видели? Неизвестно (! – В. В. ), Никто ведь не записывает мысли игроков во время партии. А после… мало ли что мы рассказываем после (! – В. В. ). Но, читатель, если уж он интересуется комментариями гроссмейстера, должен ему хотя бы изредка верить».