Александр Минкин - Письма президенту

Квадрофоны неизмеримо лучше фонографа и патефона. Но музыка, которая гремит повсюду, неизмеримо хуже Баха и Моцарта. Она спустилась к тамтаму, к тупому фрикционному ритму.

Типографии неизмеримо лучше, печать цветная, но литература…

Упаковка стала неизмеримо лучше, но масло, сыр – все, что когда-то заворачивали в бумажку, стало хуже.

Владимир Владимирович, кажется, вы так и не ответили на удивительную загадку: если жизнь, как вы утверждаете, становится все лучше, то почему продолжительность жизни все короче?

Вас очень хвалят за прекрасную речь, за остроумные ответы; особенно восхищаются очередным рекордом: три с лишним часа вы отвечали журналистам.

Рекорд? Но до Хрущева вам далеко. Он говорил по пять-шесть часов. Ему для этого даже не требовались вопросы. И Горбачев говорил подолгу и очень хорошо, но народ, который за словом в карман не лезет, придумал ему убийственное прозвище «безалкогольная бормотуха». Это я к тому, что очередной рекорд по увеличению продолжительности произнесения обещаний… нет, лучше эту мысль оборвать.

Помните, как все мы (советские) брали на себя социалистические обязательства? Вот было мучение. Раз в год ты должен сочинить бессмысленную бумагу, содержащую 10–15 обещаний.

Первые три придумать было легко (да уже и наизусть их знали):

– трудиться изо всех сил;

– соблюдать трудовую дисциплину;

– содержать свое рабочее место в чистоте…

Эти универсальные обещания (особенно последнее) вошли даже в анекдот про советскую проститутку-комсомолку.

Дети обещали учиться только на хор. и отл., шпионы – завербовать не меньше одного агента в квартал (поправьте меня, если я ошибаюсь)…

И вот пришла свобода. Она освободила нас от необходимости высасывать из пальца соцобязательства. И только вы ежегодно продолжаете брать их на себя.

Правда, вам легче. Во-первых, все эти пункты (покончить с бедностью, с коррупцией и пр.) пишут вам опытные сотрудники. И от вас требуется всего лишь озвучить. Кажется, немного.

Даже удивительно, что историческая ответственность возлагается на того, кто произнес. А те опытные сотрудники, которые написали, продолжают переписывать старые обязательства для новых вождей.

Если бы, Владимир Владимирович, жизнь была только сурова, мы бы двигались вперед. Но она еще и суркова. Мы буксуем.

2 февраля 2006

[58]

Владимир Владимирович, видите, что иногда получается из неудачных шуток? Какой-то карикатурист думал небось, что остроумно пошутил, – горят посольства, есть убитые…

Вы тоже любите шутить. Не дает покоя ваша шутка о государственном отношении к свободе печати: «Власть, как мужчина, должна пытаться, а пресса, как женщина, должна сопротивляться».

Вы любите эту шутку, употребляете ее и в разговоре с лидерами Запада, и в кругу соотечественников, то есть продвигаете ее и на внешнем, и на внутреннем рынке. Те, кто хочет вам угодить, старательно смеются. Некоторые – в десятый раз, что особенно трудно.

Вы год за годом повторяете эту шутку – значит, в ней отражена ваша позиция, ваш жизненный принцип. И события уже столько раз это подтвердили, что сомнений ни у кого нет.

«Власть, как мужчина, должна пытаться, а пресса, как женщина, должна сопротивляться».

Знаете, прессой я себя чувствую, а женщиной – нет. Видимо, поэтому я тем сильнее сопротивляюсь; ваше предложение мне трудно принять – мешает ориентация. Мешает внутреннее отвращение. Оно же побуждает разобраться в вашей формуле.

Первая часть говорит о некоем мужчине. Что он «пытается» сделать с женщиной – угостить ее мороженым? привить от гриппа?

Нет, и по тексту, и по игривой интонации совершенно ясно: он пытается завалить ее в койку, а культурно говоря – удовлетворить свои скотские потребности. Скотские – поскольку без взаимности. (Хотя должен вам сказать, что у скотов без взаимности не бывает; да вы и сами знаете: если Кони не захочет…)

Так что власть в этой ситуации – грубая скотина, увы.

Вторая часть вашей шутки: пресса, мол, как женщина, должна сопротивляться. А когда женщина должна сопротивляться? Видимо, когда не любит.

Вы сказали «должна сопротивляться» – значит, вы (власть) точно знаете, что мы (пресса) вас не любим.

А как называется, если она сопротивляется, а он пытается? В Уголовном кодексе это называется насиловать. По-вашему, власть должна насиловать прессу? Возможно, это соответствует природе власти.

А что должен сделать нормальный человек, если видит, как мужчина пытается, а женщина сопротивляется? Нормальный скажет: «Эй, мужик, ты что к ней пристал?» Или без лишних слов съездит насильнику в рожу. Это, Владимир Владимирович, как вы понимаете, некий идеал. Жизнь жестче.