Вадим Медведев - В команде Горбачева - взгляд изнутри

Затем наступила моя очередь, причем в обстановке очень сильно возбужденного зала. Но первые аккорды выступления заставили всех притихнуть и сосредоточить внимание. Дело в том, что я специально сначала процитировал самые погромные и злые записки не с вопросами, а утверждениями, что Медведев "полностью развалил идеологическую работу", что "уничтожил всю идеологию в партии" и т.д. Некоторые из этих вопросов даже были поддержаны аплодисментами из зала. Все ожидали, как я отвечу.

А ответ был в виде встречного вопроса, обращенного в зал: "Скажите, что же это за идеология, которую можно за короткий срок развалить одному человеку?" Зал (или какая-то часть его) ответил на этот вопрос аплодисментами, но теперь уже в мою пользу.

За первым последовали и другие вопросы, приглашающие слушателей поразмыслить над некоторыми важными вещами: "Какая же идеология развалена, если новая не создана? Если старая идеология -- идеология сталинизма и застоя, то, может быть, это не так уж и плохо?

Ведь что получается? В былые времена, когда в идеологии царили лицемерие и ложь, застой мысли, догматизм и узость мышления, огромное расхождение слова и дела, бесстыдное ограничение гласности, идеология была в расцвете. А теперь, когда мы освобождаемся от всего этого и вступаем на путь обновления, -- идеология распалась?

Не смещены ли, товарищи, здесь оценки? Не сказывается ли в них ностальгия по прошлым временам? Не смешивается ли агония прошлого с муками родов нового? ..."

Такое начало оказалось неожиданным для зала. Ведь все ждали: как же Медведев будет оправдываться, защищаться и выкручиваться из своего положения? А тут вдруг такой натиск.

Одним словом, овладеть вниманием аудитории удалось настолько, что далее можно было ставить и рассматривать те вопросы, которые я счел необходимым затронуть в своем выступлении, тем более что 500 записок давали неограниченную возможность для выбора. Был дан ответ и на утверждение об отсутствии идеологии и концепции перестройки, в том числе о моем личном вкладе, о новом подходе к взаимоотношениям со средствами массовой информации и по другим вопросам.

Когда очередь дошла до культуры, пришлось заметить, что большая часть поступивших ко мне вопросов по этим проблемам носит несколько односторонний характер и касается, главным образом, разгула секса и порнографии. Взрыв смеха и аплодисментов возник в зале, когда я сказал, что приходится давать ответ и на такой вопрос: "Как вы оцениваете сексуальную революцию в СССР и ваш вклад в нее?"

В заключение последовало мое заявление: "Я благодарен судьбе за то, что она дала мне возможность принять участие в процессе обновления нашего общества. Намерен и дальше работать в этом направлении. Считаю возможным заявить, что я никогда не изменю целям и идеалам перестройки. Но и не держусь за руководящую должность и считаю, что должна быть дана дорога более молодым и, может быть, более напористым людям".

Фактически это было мое новое выступление на съезде. За ним последовали и ответы на вопросы прямо из зала, но это уже не составляло проблемы.

Реакция на мое выступление была и в зале, и в кулуарах, и со стороны коллег на сей раз довольно благожелательная. Да и сам я испытывал определенное удовлетворение от того, что удалось реабилитировать себя перед съездом и не за счет подлаживания к чьим-то настроениям, а на принципиальной основе. Горбачев отреагировал на мое выступление в присутствии членов Политбюро так: "Оказывается, тебя надо было разозлить с самого начала".

После меня выступал Яковлев. Отвечать на вопросы ему было значительно сложнее, чем выступать в первый раз, тем более, что его "благожелатели" подбрасывали ему из зала вопросы очень злые. Как всегда, был напорист и энергичен Лигачев. На высоком эмоциональном и интеллектуальном накале и на этот раз выступил Шеварднадзе.

При всем своеобразии это были весомые, фундаментальные выступления, продемонстрировавшие возможности и уровень ведущих членов Политбюро. Они произвели впечатление на присутствующих. Генсек вовремя уловил эти настроения. Он огласил предложение о прекращении ответов на вопросы членов Политбюро, что и было дружно принято. Заодно было переголосовано решение, скоропалительно принятое ранее, о том, чтобы дать оценку работы каждого из членов Политбюро. Отказались и от этого. Такое судилище с учетом различий позиций отдельных членов Политбюро могло бы взвинтить обстановку и привести к расколу на съезде. Благоразумие взяло верх.