Вадим Медведев - В команде Горбачева - взгляд изнутри

Еще 19 декабря стало известно, что подготовлен Указ о переходе имущества Президента в распоряжение российских властей, который вот-вот должен быть выпущен. Переведены в российское подчинение служба охраны Президента и правительственная связь, так что в любой момент ниточка могла быть окончательно перерезана. И здесь назревал "железняковский" финал.

23 декабря весь день Горбачев вел переговоры с Ельциным (к ним подключался и Яковлев) о порядке и характере завершения деятельности союзных президентских структур. Позиции российского руководителя были достаточно жесткими, в частности, отвергнуто предложение о сохранении статуса неприкосновенности Президента СССР после ухода его в отставку. На ближайшей пресс-конференции Ельцин по этому поводу язвительно заметил: "Если Горбачев что-то хочет сказать и в чем-то признаться, пусть делает это сейчас".

24 декабря Президент в зале заседаний Госсовета (раньше там заседало Политбюро) провел заключительную встречу со своим аппаратом. Присутствовало человек сорок-- пятьдесят. Президент поблагодарил всех за сотрудничество в столь сложной обстановке. Он объявил о прекращении деятельности аппарата с 29 декабря и предпринимаемых шагах по трудоустройству работников аппарата. Президент объявил, что сам он переходит работать в образуемый фонд его имени.

25 декабря состоялось выступление Горбачева по телевидению -выступление искреннее, откровенное, принципиальное, в определенной мере самокритичное. Отклики были разные. Со стороны бывших партийцев сетования на то, что Горбачев опять, якобы, забыл о своих сторонниках, недостаточно отмежевался от Ельцина. Другие, напротив, восприняли его, как слишком оппозиционное.

Говорят, его смотрели всем российским правительством. Ельцину оно почему-то сильно не понравилось. Последовала реакция. Ельцин не приехал на процедуру принятия "черного портфеля", стал "досрочно" вытеснять Горбачева из главного Президентского кабинета.

Во второй половине дня 26 декабря, зайдя к Горбачеву, я нашел его во взвинченном состоянии. Через охрану ему было дано понять, что Ельцин собирается уже наутро занять этот кабинет вопреки ясной договоренности о том, что до конца недели будет продолжаться работа Президента и его аппарата. При мне Михаил Сергеевич переговорил с товарищами из окружения Ельцина, дал поручение Ревенко связаться по этому вопросу с Петровым. Вроде бы все было урегулировано.

27 декабря, в полдень, я позвонил в приемную, чтобы, как обычно, перед тем, как поднять трубку прямой связи с Президентом, узнать у ребят в приемной, на месте ли он и кто у него. Ответил незнакомый голос: "Его в кабинете нет и не будет". Я был немало удивлен. И лишь после этого узнал о том, что в тот день произошло.

Ранним утром в аппарат Горбачева сообщили, что Ельцин в 8.30 начнет свою работу в этом кабинете. У Горбачева на утро была намечена беседа с японскими журналистами, предусматривались и другие встречи, да и кабинет не был еще полностью освобожден. Пришлось ему встречаться с иностранцами в другом месте, а оставшиеся в кабинете вещи перебазировать в комнату охраны.

Рассказывают, что новый хозяин кабинета прибыл туда в девятом часу, встретился в течение короткого времени с несколькими людьми, поднял тост со своими ближайшими сподвижниками и уехал в другое место. Спрашивается, для чего нужна была вся эта унизительная концовка?

28 декабря я в последний раз накоротке заехал в Кремль, в свой кабинет. В Президентском здании уже царили другие люди. Забрал оставшиеся бумаги и книги и уехал домой, пребывая во власти сложной гаммы чувств. В чем-то они были схожи с теми, которые владели мной после последнего партийного съезда. Вроде бы, как и тогда, с плеч спала огромная тяжесть ответственности, но теперь несравненно мучительнее были размышления о происшедшем в стране, острей тревога за настоящее и будущее.

Страна вступала в новый, 1992 год, а вместе с ним -- и в новый период, полный неизвестности и суровых испытаний.

Эпоха Горбачева закончилась? Не считаю так, ибо она измеряется не датами пребывания Горбачева у власти, а тем мощным импульсом перемен, который был придан им развитию общества и который будет, я уверен, действовать до тех пор, пока страна не выйдет из глубочайшего кризиса, в который ее ввергла командно-бюрократическая система, и не вольется в общий поток современной цивилизации. Заключительное слово

Льщу себя надеждой, что в обширном потоке публикаций о бурных событиях, пережитых народами бывшего Советского Союза в последние годы, не затеряется и моя книга.