Через несколько дней после того случая я, не спавший несколько суток, заснул прямо на правительственной комиссии, упал в проход. Спустя несколько дней на очередном совещании Щербина посмотрел на меня: «Нам было бы интересно узнать, что по этому поводу думает наука... Если она уже проснулась». Ко мне стали всерьез прислушиваться. Правда, конфликты все равно случались. Однажды я докладывал на комиссии о том, какие помещения мы обследовали. Высокий начальник, приехавший с инспекцией из Москвы, возмутился: «Почему это в одном месте вы намерили 7 тысяч рентген, а военные 10 тысяч? Что же это за наука, которая так неточно меряет?» Я ответил, что перемерять мы не будем, в любом случае ясно, что работать там нельзя. Чиновник в ответ бросил, что в Чернобыле трусы не нужны. До этого в комнате стоял легкий гул — люди его не особо слушали. Но после сказанного повисла полная тишина. Никто такими обвинениями в Чернобыле не бросался. Да, ты мог не очень хорошо сделать свою работу, мог что-то упустить. Но объявлять трусом человека, который в день по несколько часов ползает во взорванном реакторе... Ведь как делаются замеры в подобных условиях? Смертельную дозу радиации можно схватить за несколько минут, поэтому специалист пробегает мимо опасного места с удочкой, на которую подвешена специальная таблетка. Закинув ее на скопление топлива, прячется за колонной, а потом выдергивает таблетку и бежит назад — не по асфальтовой дорожке, а среди развалин. Если он споткнется и упадет, может в результате тяжело заболеть…
В Чернобыле требовался опыт, доведенный до автоматизма. В голове щелкает некий счетчик — тут ты должен спрятаться за колонну, здесь пригнуться, чтобы схватить меньше рентген и при этом сделать дело. Однажды молодые солдаты, которых я все время ругал за неосторожность, огрызнулись — пойдите и попробуйте набрать меньшую дозу радиации. Я пошел и набрал меньше, хотя тогда мне было уже под 50 и двигался я не так быстро.
— Что в Чернобыле было страшнее — радиация или стресс?
— Самая опасная штука — радиофобия. В Чернобыле люди умирали от нее на пустом месте, не получив никакой особенной дозы. Так ушел один из моих товарищей, молодой физик, кандидат в мастера спорта. Сидел рядом со мной на диване, откинулся на спинку и умер: остановилось сердце. Когда в нашей небольшой группе произошла вторая смерть, я кинулся в Киев, к врачам. К нам прислали психиатров, которые разъяснили, что человек может испытывать сильнейший страх радиации. Каждый раз он идет в реактор, как на смерть. Он скрывает этот страх, пытается с ним справиться — ведь рядом идут другие мужчины, это как атака, нельзя не идти. И этот страх в конце концов может убить.
— Вам было страшно?
— По складу характера я скорее трусливый человек. Жизнь прожита, теперь не стыдно в этом сознаться. Но, если позволите, я расскажу вам про человека, которого считаю настоящим героем. Этого старенького человека в черной рясе, страшно худого, кашляющего, я встретил в опустевшем Чернобыле в начале 87-го. Я не поверил своим глазам, когда увидел, что дверь закрытой после аварии церкви приотворена и в окне промелькнул какой-то отсвет. Подойдя поближе, я услышал, как он в полном одиночестве служит у аналоя и поет слабым дребезжащим голосом. Решил не смущать его и ушел, а позже навел справки на раздаче в столовой. Как выяснилось, девушки его знали, но откуда пришел этот батюшка, никому было неведомо. Неизвестно также, кто открыл ему храм. Я удивился: где же он живет, что ест? Талонов в столовую ему никто бы не выдал, а другой еды в зоне не было. Оказалось, в столовой его подкармливали, но это было трудновато, потому что для нас обед готовили с мясом, а он скоромного не ел. Через пару месяцев, по весне, я снова заглянул в церковь: батюшка служил в полном одиночестве. Летом увидел, как несколько неизвестно откуда взявшихся женщин подпевают ему. После я его уже не встречал. Думаю, он вскоре умер. До сих пор жалею, что так и не поговорил с этим человеком, постеснялся, не узнал его имени. Когда обстановка в Чернобыле более или менее нормализовалась, в соборе наездами по праздникам стал служить службу толстый и веселый батюшка. Но того неизвестного человека я считаю истинным героем. Нам, профессионалам, в Чернобыле платили немалую зарплату — я, к примеру, получал в дни, когда работал на блоке, в 7 раз больше, чем в Москве. Нам обеспечивали все условия. А он жил в чужом доме из милости, так и питался. Чтобы молиться за людей, не верящих в Бога.
Читать дальше
