Хеннеке Кардель - Адольф Гитлер — основатель Израиля

«Ты слишком начитался своего Менделя. Законы наследственности, законы наследственности! Ты боишься, что наша еврейская кровь пробьется наружу и родится кривоногий курчавый ребенок. Какая же ты дрянь!»

И Гели выстрелила себе в сердце.

Гитлер совершал поездку на автомобиле со своим близким другом и личным фотографом Гофманом и остановился в пивной недалеко от Нюрнберга, где его ошеломил звонок его секретаря Гесса. Гели умерла. Невероятно. В полдень автомобиль примчался обратно в Мюнхен. Гитлер был сломлен, говорил о самоубийстве и схватил пистолет, который Гесс у него отобрал. Он грозил все бросить, друзья утешали и ободряли его как могли. Расследованием причин смерти занялся д-р Гюртнер, баварский министр юстиции, и дал заключение: «самоубийство». В Третьем рейхе д-р Гюртнер стал имперским министром юстиции. У Гитлера был духовник, антисемит патер Штемпфле, — в ночь на 30 июня 1934 г. убили и его. Гитлер вопил:

«Они убили моего бедного патера Штемпфле!»,

а потом обоих убийц повысили в чине. Католическая церковь не хоронит самоубийц в освященной земле. Священник, который отпевал Гели на венском кладбище, сказал Отто Штрассеру:

«Из того, что я похоронил ее по-христиански, Вы можете сделать правильные выводы». [45]

Гитлеровед Конрад Гейден писал в 1936 г. в предисловии к своей биографии Гитлера: «Изложенное следует изменить лишь в одном пункте. Смерть Анжелы Раубаль я больше не считаю самоубийством». А другой биограф Гитлера, Аллен Буллок, выразился по этому поводу в 1969 г. кратко: «Пускай смерть Гели Раубаль останется тайной».

Несмотря на эти неприятности, поток американских денег не прерывался. За миллион партия купила в Мюнхене «Коричневый дом», и лишь две из более чем сорока немецких партий имели много членов и получали много голосов: НСДАП и финансируемая с Востока Коммунистическая партия Германии.

Ни один капиталист не расстается легко со своими капиталами, и Уолл-стрит, вкладывая миллиарды долларов в Германию, действовала вполне логично, подстраховываясь от коммунистической национализации. Старинная вражда между западными и восточными евреями играла при этом второстепенную роль. А расчета, что Гитлер начнет войну, из-за которой Уолл-стрит не обеднеет, возможно, еще не было.

«Американские капиталовложения в Германии при национал-социалистическом правительстве будут надежней, чем при любом другом», — часто и открыто говорил Гитлер. Чему же удивлялся Брюнинг?

Фюрер летал и произносил речи, проезжал по стране с автоколоннами и говорил:

«Не теряйте веру в будущее нашего народа, в величие нашей родины, в победу нашего дела. Пока я жив, я — ваш, а вы — мои».

Так происходило везде, и английский военный атташе Торн писал своему послу в Берлин:

«Все офицеры чувствуют, что нацистское движение — наилучшее средство дисциплинировать молодежь страны. Оно также вырывает ее из рядов коммунистов».

«Евреи — это наше несчастье» — такая мысль звучала во всех беседах с промышленниками, с вождями других правых партий, в речах на площадях и в залах, всегда с некоторыми вариациями применительно к публике. Тысячи человек ждали до глубокой ночи под дождем, если самолет Гитлера задерживался из-за плохой погоды. Он прибывал, и они слушали своего идола, который избавит их от нужды и позора.

Евреи помогали Гитлеру в его пропаганде. Они тоже говорили об ужасных вещах, в том числе о газе:

«Газ может проникнуть в комнаты, где играют ваши дети, и они медленно упадут на пол. Я желаю жене церковного советника и главного редактора, матери скульптора и сестре банкира, чтобы все они умерли жестокой, мучительной смертью. Благословен тот, кто в этот час бросает на произвол судьбы свою родину». [46]

Такие жестокие вещи писал, обычно в «Вельтбюне», под псевдонимами Игнац Врубель, Каспар Хаузер, Теобальд Тигер и Петер Пантер восточный еврей Тухольский.

Накануне 1933 г. евреи составляли 1% населения Германии. В прессе, кино и банковском деле их доля намного превышала 50%. В Берлине 55% адвокатов и 52% врачей были евреями. 15 евреев занимали 718 постов в наблюдательных советах.

Иностранцы, которые посещали Берлин и видели жизнь только на Кудамм и в ночных заведениях, легкомысленно писали о «золотых 20-х годах» — о голодающих безработных они ничего не знали.

Западный еврей Штерн, известный как английский газетный магнат лорд Ротермир, брат другого газетного магната, лорда Нортклиффа, так оценивал ситуацию в 1930 г.: