Тем не менее, по-видимому, Пушкин фактически стал объектом негласного наблюдения несколько раньше. Первый советский исследователь этой темы Б. Л. Модзалевский попытался определить начало пристального внимания тайной полиции к личности поэта. «Под недреманное око полицейского надзора Пушкин попал, по всей вероятности, тотчас же по выпуске из лицея, вернее – по приезде своем, осенью 1817 года в Петербург из Михайловского». [18]Чем же мог привлечь внимание тайной полиции юноша, начинающий самостоятельную жизнь? В августе 1817 года поселяется в столице и начинает службу восемнадцатилетний переводчик иностранной коллегии в скромном чине коллежского секретаря. В этом качестве интереса для тайной полиции юный поэт явно не представлял. Не было ли, однако, к нему полицейского интереса в связи с его окружением? На первый взгляд вокруг него – одна благонамеренность: Карамзин – царский историограф, Жуковский также определенно свой человек в царском окружении, Оленин – президент Академии художеств. Чаще всего Пушкин посещал именно салон Оленина, а также салон Карамзиных и салон княгини Е. И. Голицыной («ночной княгини»). Правда, в то же время завязываются знакомства и с будущими декабристами – Н. Тургеневым, М. Орловым, М. Луниным и другими. Но осенью 1817 года – это все достойные и благонадежные, с точки зрения полицейских, люди. Может быть, «криминал» заключался в образе жизни юного поэта? Рвением по службе он не отличался, зато сразу же стал завсегдатаем театра, активным участником дружеских вечеринок. Но и это все для полиции неинтересно. И, пожалуй, самое главное – несмотря на свой юный возраст, в культурных кругах столицы Пушкин уже известен как поэт, на которого возлагают большие надежды. Для полиции не последним было и то, кто возлагает эти надежды (Державин, Жуковский). По поэтической части юный поэт посещает последние заседания распавшегося в конце 1817 года литературного общества «Арзамас», однако и его состав, и ставившиеся там литературные спектакли не могли быть предосудительными для полицейских ревнителей самодержавных устоев. Самым уязвимым в этом плане было то, что в 1817 году Пушкин успел написать оду «Вольность». Разумеется, что ее содержание – серьезнейший повод для установления полицейской слежки за поэтом. Однако написание ее в литературоведении датируется приблизительно июлем – декабрем. Даже если при этом допустить, что написана она была в летние месяцы, то и в этом случае вряд ли сотрудники и агенты тайной полиции были первыми ее читателями. Все-таки для того, чтобы ода дошла до этого заведения, необходимо определенное время. Если же учесть, что, как уже отмечалось, полицейский агент даже в 1820 году безуспешно пытался достать тексты запрещенных стихов Пушкина, то очевидно, что осенью 1817 года восемнадцатилетний поэт еще не представлял интереса для всезнающего ведомства. Не представлял тогда, но с каждым последующим днем своим творчеством, новыми друзьями и своим образом жизни поэт становился все более занимательным для этого учреждения. Можно категорически утверждать, что молодой Пушкин неизбежно должен был попасть в поле зрения тайной полиции.
Тех агентов полиции, которых не слишком интересовала литература, Пушкин мог привлечь к себе даже своим внешним видом. Представим себе на фоне чопорно одетой петербургской публики молодого человека в испанском плаще и широкополой шляпе («боливаре», названной так по имени предводителя революционного движения в испанских колониях Южной Америки). Естественно, что глаз полицейских не мог пройти мимо такой фигуры, а в их уме не возникнуть вопрос: «Кто таков?» Это можно сказать о внешнем республиканско-демократическом виде поэта. Что же касается его политических убеждений, то он не только не скрывал их, но буквально бравировал ими. В мемуарных записках И. И. Пущина приводятся опасные остроты Пушкина по поводу убийства в саду, где прогуливался император, сорвавшегося с цепи медвежонка («нашелся один добрый человек, да и тот медведь»), по поводу ледохода на Неве («теперь самое безопасное время – по Неве идет лед», т. е. что «нечего опасаться крепости»). [19]Другие мемуаристы рассказывали не менее любопытные в этом отношении вещи. «…Пушкин, сидя в театральном кресле, показывал находившимся подле него лицам портрет убийцы герцога Беррийского, Лувеля, с его надписью: «урок царям». [20]Театр и был первым местом, где Пушкина официально «заметила» полиция в своей повседневной профессиональной сфере. Молодость и темперамент поэта делали свое дело. Он не стесняясь подавал в театральном зале громкие реплики и вообще нередко вел себя вызывающе. Следствием этого и явилось первое полицейское дело, «посвященное» лично поэту: «Дело о замечании, сделанном коллежскому секретарю Александру Пушкину в неприличном поступке в Каменном театре». Дело состоит из двух бумаг. Первая адресована Санкт-Петербургским обер-полицмейстером И. С. Горголи непосредственно начальнику Пушкина по иностранной коллегии советнику П. Я. Убри.
Читать дальше