Юрий Жуков - Алекс и другие (полемические заметки о мире насилия)

Рассказывают, что главари мафии, посмотрев фильм «Крестный отец», были настолько польщены, что выразили желание познакомиться с его постановщиками, и они были им представлены. Пьюзо и Коппола были несколько сконфужены таким развитием событий и заявили, что не ожидали такой шумной славы.

Любопытная и многозначительная деталь: как показал опрос, проведенный журналом «Ньюсуик», нравы в США настолько эволюционировали в опасном направлении, что теперь там почти никого не шокирует показ на экране самых зверских преступлений и эротики, которая все чаще приобретает характер бесстыдной порнографии. «Нравы и обычаи изменились, и фильмы стали более откровенными», — сказал один кинопрокатчик в Детройте. А его коллега в Чикаго высказался еще прямолинейнее: «Показ насилия приемлем. Это то, чего хочет народ».

И вот, к примеру, тот же Сигель, которого мы знаем по его смелым, разоблачительным фильмам как тонкого, глубоко интеллигентного мастера кинематографии, снимает фильм «Инспектор Гарри», в котором показывает, как грубый и беззастенчивый, не останавливающийся ни перед чем полицейский инспектор охотится за маньяком со снайперской винтовкой и попутно сам, без всяких угрызений совести, совершает зверства, — фильм, который, как горько заметил кинокритик парижской газеты «Комба» Рене Кинсон, «дает возможность предвидеть, что мало-помалу мир вернется к закону джунглей, где сильные будут пожирать слабых».

Как бы оправдываясь, Сигель спокойно заявил журналистам: «Если я поднажал на показ зверств, то сделал это потому, что этого требовали продюсеры и прокатчики, а следовательно, публика. Мой предыдущий фильм— «Жертвы» — потерпел провал; публике понравился лишь один кадр: как пилой отпиливали зараженную гангреной ногу Клинта Иствуда. Что же поделаешь?»

Другие постановщики таких «горяченьких» фильмов всячески подчеркивали прогрессивность своих замыслов. Так, Артур Пенн, поставивший нашумевший фильм «Маленький большой человек», сказал: «Насилие, которое мы показываем, кричит и разоблачает». А молодой, запальчивый Пекинпах, постановщик фильма «Соломенные собаки», изобилующего натуралистическими сценами садистского насилия, воскликнул: «Да, я показываю насилие! Наши предшественники изображали его романтически (речь идет о ковбойских фильмах. — Ю. Ж.), — это ошибка и проявление трусости. Я толкаю своих героев носом в грязь». И, споря с патриархом Голливуда Джоном Фордом, ныне уже покойным, он саркастически заметил: «Там, где вы тратите полчаса на убийство ковбоя, я мигом перерезаю двенадцать глоток крупным планом…»

Я не хочу полемизировать с этими постановщиками; быть может, они и впрямь руководствовались честными, разоблачительными намерениями. Но почему они не думают о своей моральной ответственности перед подрастающим поколением? Неужели они не замечают, что происходит цепная реакция: чем больше становится разгул преступности и насилия, тем дальше идут американские кинематографисты в показе этого разгула. И такие фильмы, словно сильная доза наркотика, подхлестывают развитие духовного одичания тех, кто их смотрит. Я не могу не согласиться с тем же французским кинокритиком Рене Никсоном, который писал по поводу фильма, поставленного Пекинпахом: «Успех «Соломенных собак» подтверждает: чувствительность зрителей настолько притупилась, что для того, чтобы их расшевелить, надо все больше и больше крови и насилия».

Такова была в 1972 году и без того удушливая атмосфера, в которой, как выразился журнал «Экспресс», взорвалась «бомба» Кубрика. Для того, чтобы в полной мере понять это в полном смысле слова кинематографическое событие, надо явственно представить себе ту обстановку, в которой произошел сей «взрыв», и, прежде чем рассказать о нем, я постараюсь обрисовать ее с клинически точной обстоятельностью, причем заранее прошу у читателя извинения за то, что мне придется привести немало поистине страшных и невероятных фактов. Без этого мой рассказ был бы недостоверным.

Пока же я лишь самым беглым образом опишу реакцию буржуазной кинокритики на выход в свет «Заводного апельсина» («А clockwork orange»; во Франции и Италии фильм этот вышел под названием «Механический апельсин»).

Американский журнал «Тайм» назвал этот фильм Кубрика «лучшим фильмом года».

Другой американский еженедельник — «Ньюсуик» написал: «Это уникальный вклад Стэнли Кубрика в современное киноискусство, который поднимает его над другими современными кинорежиссерами».