Юрий Жуков - Алекс и другие (полемические заметки о мире насилия)

Все. На этой реплике фильм заканчивается. Его авторы не считают нужным возразить Алексу. Таким образом, молчаливо подтверждается, что в мире насилия невозможно прожить, не будучи насильником.

Читатель помнит, что и Барджес и Кубрик, заявляя, что они защищают полную свободу человеческой личности, выступают против каких-либо ограничений «свободы выбора между добром и злом». Но неужели они в самом деле не видят, что такая абстрактная постановка вопроса, полностью оторванная от социального контекста, может привести лишь к поощрению насилия и распутства, хаоса и анархии?

И еще. Неужели автор романа и постановщик фильма не видят, что, показывая злоключения своего Алекса в тот период, когда он был «заводным апельсином», лишь вызывают у публики симпатии к нему, а его заключительная торжествующая реплика «А все-таки я был правильным убийцей» вызывает у многих молодых зрителей, предрасположенных к тому социальным климатом Запада, стремление подражать ему? Тем более, что насилия в фильме показаны весьма красочно и, я бы даже сказал, весело, с известным любованием.

В этой связи мне хочется привести здесь следующий диалог корреспондента парижского журнала «Экспресс» Мишеля Симана со Стэнли Кубриком.

— Какую роль играют в вашем фильме насилие и эротика? — спросил Мишель Симан.

— Эротика в фильме, — ответил Стэнли Кубрик, — отражает то, что, как я думаю, наступит в жизни в ближайшие годы. А именно: эротическое искусство станет искусством для масс. Что касается насилия, то было необходимо придать ему достаточный вес, чтобы моральная проблема была поставлена логичным образом. Если бы Алекс был менее «злым», фильм превратился бы в обычную ковбойскую ленту, которая якобы осуждает линчевание. Но поскольку в фильме было бы показано линчевание невинного юноши, то мораль звучала бы так: «Не следует линчевать людей, поскольку они, возможно, невинны». Между тем надо было бы сказать: «Не следует линчевать никого». Для того, чтобы показать действия правительства во всем их ужасе, надо было показать, что оно избирает в качестве жертвы кого-то полностью извращенного. И когда вы видите, что правительство превратило его в тупое и послушное животное, вы отдаете себе отчет в том, что делать это даже по отношению к такому созданию глубоко аморально. Если бы Алекс не был воплощением зла, было бы легко сказать: «Да, конечно, правительство неправо, поскольку он не был таким уж плохим»…

Этот пространный, но не очень ясный ответ, видимо, не удовлетворил интервьюера, и он задал уточняющий вопрос:

— Что вы думаете о росте показа насилия в кино в последние годы?

Кубрик подумал и ответил:

— Сейчас модно говорить о показе насилия в кино. Но, во-первых, нет доказательств того, что показ насилия оказывает прямое влияние на будущие действия взрослых зрителей. В действительности происходит нечто противоположное (ой ли? — Ю. Ж.). Доказано, что даже под гипнозом и в пост-гипнотическом состоянии люди не совершают актов, противных их натуре. Во-вторых, я думаю, что единственное различие между фильмами прошлого, которые считались безобидными, и теми фильмами, которые подвергнуты критике сегодня, заключается в том, что нынешние фильмы показывают насилие не классическим образом, то есть не реалистически… Рассматривать кино и телевидение как важнейший аспект распространения насилия в мире — значит игнорировать подлинные причины насилия…

Диалог продолжался:

— В противовес Руссо, вы считаете, что человек рождается плохим и что общество делает его еще хуже?

— Я думаю, что попытка Руссо переложить первородный грех человека на плечи общества ввела в заблуждение многих социологов. Натура человека, бесспорно, не является натурой благородного дикаря. Человек рождается со многими слабостями, и общество зачастую делает его еще хуже…

Я нарочно привел эти пространные выдержки из высказываний Стэнли Кубрика, чтобы документально подтвердить, сколь далек замкнутый круг его творческих идей от реальной жизни, наполненной страстями классовой борьбы, борьбы двух противостоящих социальных систем — капитализма и социализма, борьбы прогрессивных сил против сил реакции.

Этот бесспорно талантливый деятель современного кино обедняет себя, уходя от анализа коренных проблем последней трети XX века и противопоставляя им вымученную абстрактную проблему «свободы выбора между добром и злом». Именно такая исходная позиция привела к тому, что фильм «Заводной апельсин» стал, как выразился критик парижского журнала «Нувель обсерватэр», «безумной оперой бойни», где «этика выворачивается наизнанку, как перчатка, в зависимости от того, добры вы или злы».