Александр Уралов (Авторханов) - Убийство чечено-ингушского народа. Народоубийство в СССР

Еще в 1926 году были сняты председатель Чеченского ЦИК Т.Эльдарханов и его заместители Хамзатов и Шерипов. Их обвинили в связи с одним из видных политических деятелей – Али Митаевым, арестованным в 1923 году за подготовку чеченского восстания совместно с руководителями грузинского восстания. По аналогичным мотивам были сняты председатель Ингушского областного исполнительного комитета И.Мальсагов и секретарь обкома ВКП(б) И.Зязиков. На место снятого Зязикова секретарем Ингушского обкома ВКП(б) был назначен из Москвы русский – Черноглаз. Ингуши в этом назначении увидели нарушение своей автономии и направили в Москву делегацию с просьбой вернуть им обратно Зязикова. В Москве дали понять, что Зязиков был плохим коммунистом, а Черноглаз будет хорошим. Довод ингушей: "Лучше иметь свой плохой, чем чужой хороший",- остался без внимания. Вступление в должность Черноглаза ознаменовалось резким поворотом в политике областного руководства. Репрессии в деревне приняли масштаб и формы, ранее неслыханные. Черноглаз начал с того, что открыл прежде всего поход на религию и развернул борьбу против "реакционного духовенства". Во Владикавказе (Владикавказ был тогда общей столицей Осетии и Ингушетии) Черноглаз объявил об учреждении "областного союза безбожников Ингушетии". Пост почетного председателя этого "союза" Черноглаз принял на себя и в областной газете "Сердало" на ингушском языке дал директивы развернуть широкую кампанию по вербовке ингушей в этот "союз безбожников".

Дальше больше. Некоторых мулл прямо вызвали в ГПУ и заставляли подписывать антирелигиозные декларации об отказе от религиозной службы как от "антинародной, реакционной деятельности" и с призывом к ингушам вступать в "союз безбожников". Правда, только единицы поддавались этой провокации, но и те, возвращаясь из Владикавказа, в ауле объясняли своим землякам, что все это провокация и что они подписались, чтобы избежать расстрела или пожизненной ссылки. Дело этим не ограничилось. Черноглаз дает установку своим районным помощникам "перейти в борьбе с кунтахаджинцами от болтовни к делу" (в Ингушетии было сильно развито религиозно-мюридистское движение секты Кунта-Хаджи, куда входило до 50 тысяч человек). Первым отозвался на этот призыв начальник Назранского районного ГПУ Иванов. Летом 1930 года Иванов приехал в селение Экажево, которое однажды уже было сожжено Деникиным как "красный аул". Иванов заехал во двор сельского Совета и предложил его председателю срочно созвать пленум сельского Совета и вызвать на этот пленум местного муллу. Председатель исполнил приказ. Вызванному на пленум мулле Иванов заявил: "Вот уже в разгаре хлебозаготовка, между тем у вас в ауле ощущается сильный недостаток в зернохранилище, а у крестьян конфисковывать мешки для казенного зерна я не хочу. Поэтому я предлагаю такой выход из этого положения: надо отдать вашу аульскую мечеть под амбар, а мулла с сегодняшнего дня должен отказаться от своей религиозной службы".

Не успел передать переводчик содержание речи Иванова, как в помещении сельского Совета поднялся неистовый шум. Некоторые громко кричали: "Надо убить этого гяура!", "Вонзить в него кинжал!". Председатель не был в силах призвать к порядку свой Совет, только вмешательством самого муллы был наведен порядок. При этом он заявил начальнику Иванову: "Ваши действия противны не только народу, но и всемогущему Богу. Поэтому я не могу подчиниться вашему приказу". Сам председатель внес предложение: мы найдем другое помещение для зерна. Чтобы не закрывать мечеть, любой ингуш отдаст свой собственный дом. Присутствующие единодушно поддержали председателя. Но Иванов был неумолим: "Под зерно мне нужен не всякий дом, а именно мечеть". Вновь поднялся всеобщий гвалт. Предчувствуя недоброе, Иванов покинул собрание. Но уже было поздно. В тот же день под Экажевом он был убит членом секты Кунта-Хаджи Ужаховым. За это убийство было расстреляно пять человек (Ужахов и мулла в том числе) и до трех десятков ингушей было сослано в Сибирь как "участники контрреволюционной кулацкой банды".

Из этого убийства Черноглаз сделал совершенно ложные выводы. Он считал, что убийство начальника ГПУ свидетельствует о наличии всеобщего антисоветского заговора в Ингушетии. Он решил раскрыть этот заговор и наказать его участников. Но как раскрыть мнимый заговор? Тут вновь на помощь пришло ГПУ.

Осенью 1930 года в Ингушетию прибыл таинственный "представитель Японии". Он нелегально разъезжает по крупным аулам Ингушетии, завязывает связи с ингушскими авторитетами, проводит с ними нелегальные совещания, делает на этих совещаниях весьма важные сообшения о планах войны Японии против СССР. Свою штаб-квартиру "японский представитель" устанавливает у бывшего царского офицера Раджата Евлоева в Долакове. После "инспекционного объезда" по аулам этот "представитель Японии" созвал на этой квартире междуаульское объениненное собрание, куда были вызваны влиятельные и заведомо антисоветски настроенные лица из ингушей. Сам хозяин квартиры, в прошлом известныый царский офицер, пользовался у ингушей, как человек явно несоветский, полным доверием. Все вызванные были известны как друг другу, так и ингушскому народу как люди верные, энергичные и решительные. В числе зтих вызванных были Хаджи Ибрагим Ташхоев, мулла Исан Гелисханов, Шибилов Чада, Шибилов Саид, Далгиев Ранс, Ужахов Мурад и другие (из аулов Назрань, Долаково, Базоркино, Галашки и т.д.). На этом нелегальиом совещании "японский агент" и Раджат Евлоев сначала привели к присяге на Коране всех присутствующих поименно. Каждый обязался держать в строжайшей тайне "планы", которые им будут тут изложены, и не выдавать ни друг друга, ни "японского представителя". После окончания этой церемоциальной части "представитель Японии" изложил суть дела: Япония собирается вступить, в самое ближайшее время, в войну против Советского Союза. В этой будушей войне на стороне Японии будут еще и другие мировые державы. Кроме того, ее поддерживают и многие из угнетенных большевиками народов. На Кавказе уже почти все народы, кроме ингушей, заверили Японию в поддержке ее с тыла в этой будущей войне. Теперь он уполномочен своим правительством пригласить ингушей присоединиться к общему "освободительному фронту народов". "Представитель Японии" говорил долго, убедительно и с большой логикой. Его действительно японская физиономия придавала его словам вес и значение истинности. В заключение своей речи "представитель" заявил, что еще до начала войны Япония намерена поддерживать своих союзников деньгами и оружием. Чтобы ингуши знали, что это не одни лишь пустые обещания, он привез с собою деньги и некоторое количество оружия для командного состава. Закончив свою информацию, "японец" спросил: принимают ли присутствующие "японский план освобождения Ингушетии"? Когда присутствующие ответили согласием, "японец" назначил каждого из присутствующих "командирами сотен". "Командиры" получили оружие японского образца и японские военные погоны в качестве знака отличия. Деньги "командиры" будут получать по мере развертывания "военно-подпольной работы". Приказ к выступлению ингуши получат в начале войны. "Японский представитель" уехал вполне довольный успехом своего предприятия. Оружие и погоны ингуши зарыли в землю в ожидании "войны и приказа". Но как и надо было ожидать, война не началась, а Ингушетия была наводнена войсками ГПУ: в одни и те же сутки были произведены массовые аресты почти во всех крупных аулах. При этом был арестован весь "японский штаб" заговорщиков, у членов которого легко выкопали зарытое ими оружие и погоны как "вещественное доказательство". На воле остался помощник "японского представителя" Раджат Евлоев и сам "японец", оказавшийся монголом из среднеазиатского ОГПУ. 21 человек расстрелянных, до 400 человек сосланных без суда и следствия (решением коллегии ГПУ) – таков был результат для ингушей этой очередной провокации ГПУ. Зато почти все лица начальствующего состава Владикавказского объединенного отдела ОГПУ были награждены высшими советскими орденами за выполнение специального задания Советского правительства. В числе награжденных был один из ингушских агентов ГПУ.