Андрей Ветер: Заметки о Николае Кладо

В октябре 1904 года Вторая Тихоокеанская эскадра Зиновия Петровича Рожественского, последовала с Балтики на Дальний Восток. И ту произошло то, что вошло в историю как Гулльский инцидент.

Из дипломатических источников и от разведки то и дело поступали сведения о тайных приготовлениях японцев для нападения на русскую эскадру в пути. В связи с тем, что Англия являлась военным союзником Японии и могла предоставить японским кораблям базы на своей территории, эскадра Рожественского пребывала в постоянном напряжении. Для японцев не представляло никакого труда снарядить в европейских водах небольшой отряд миноносцев или вооружить минными аппаратами какие-либо, невинные с виду, парусные шхуны, яхты или рыболовецкие мелкие посудины.

В ночь с 8 на 9 октября к эскадре приблизился неизвестный военный корабль, по которому сразу был открыт огонь. Лучи прожекторов беспорядочно метались во все стороны. Неизвестный эсминец скрылся, но, как выяснилось позже, на пути русской эскадры оказалась рыбацкая флотилия. Пароходики тащили сети, плохо слушались руля и не успели уйти с курса эскадры. На этих-то рыбаков, которых в кромешной тьме приняли за неприятельские боевые корабли, и обрушился шквального огонь.

Корабельный инженер Костенко, находившийся на борту броненосца «Орёл», писал: «Но более всего мы были поражены сообщением, что есть телеграмма с крейсера «Аврора» о повреждениях, полученных ею от наших перелётов. Оказывается, это она светила слева прожектором и навлекла на себя огонь. В неё попало пять мелких снарядов; один из них разорвался в каюте священника, которому оторвало руку и ногу, другим снарядом был ранен комендор. В критический момент наши крейсера неожиданно оказались в 30 кабельтовых слева от нас и попали под обстрел.»

Через несколько дней Англия предъявила требование отставки и предания суду командующего 2-й эскадры адмирала Рожественского и командиров всех кораблей, причастных к расстрелу английских рыбаков. Дело приняло серьёзный оборот. Русская эскадра получила приказ загасить все топки и стоять в порту Виго плоть до дальнейших распоряжений.

18 октября стало известно из газет, что Франция выступила с инициативой собрать в Гааге международную морскую конференцию с участием видных адмиралов морских держав в качестве экспертов, на которую будет возложена задача вынести согласованное заключение о действиях адмирала Рожественского.

От штаба 2-й эскадры командировался капитан второго ранга Николай Лаврентьевич Кладо, а также по одному представителю с броненосцев «Александр» и «Бородино».

19 октября эскадра покинула Виго и пошла дальше по своему назначению, а в Гаагу стали стекаться чиновники морских ведомств для разбора инцидента. Возможно, присутствие Кладо в Гааге спасла ему жизнь, так как он не смог участвовать в сражении при Цусиме.

Зиновий Петрович Рожественский, как гласит официальная формулировка, действовал при Цусимском сражении пассивно и не сумел организовать боя русской эскадры. Он был ранен и взят в плен на миноносце «Бедовый». По возвращении в Россию Рожественский был предан военно-морскому суду, но оправдан как тяжело раненый в бою и в 1906 ушёл в отставку.

Свидетели того времени подчёркивают, что первые же неудачи на театре войны и тем более Цусимская катастрофа погасили в народе волю к борьбе.

Максим Горький: «Мне пришлось быть в Старой Руссе во время мобилизации; стою на платформе, сажают солдат в вагоны, бабы ревут, пьяные орут, трезвые смотрят так, точно с них кожу сдирать будут через час… Между прочими прискорбными рожами вижу одну – настоящий эдакий великорусс: грудища, бородища, ручищи, нос картофелиной, глаза голубые… И эдакое спокойное лицо, эдакое терпеливое, уверенное в том, что никогда ничего хорошего не может быть… не будет никогда! Держит за плечо свою оплаканную, раскисшую в слезах бабёнку и внушает ей могильным голосом, но спокойно – заметьте – спокойно внушает, что продать, сколько взять и прочее. Никаких надежд на возвращение, видимо, не питает. И не мобилизация это для него, а ликвидация жизни, всей жизни! Понимаете? Я ему говорю – что ж ты, братец мой, так уж, а? Отправляешься на эдакое дело, а духа никакого! Надо, братец мой, дух боевой иметь, надо надеяться на победу и возвращение домой со славой! Для Родины это, пойми… Мы, говорит, ваше благородие, это понимаем! Мы, говорит, согласны исполнить всё, что прикажут. Да ты, говорю, сам-то как – хочешь победы? Нам, говорит, не то что победа, а хоть бы и совсем не воевать.»