Наталья Иванова: Ностальящее. Собрание наблюдений

Еще один юбилей, отмеченный осенью 98-го, столетие МХАТа, — свидетельство поисков самоопределения, подтвердивших, увы, наличие раскола. В Москве нынче два МХАТа — и два юбилея, первый из которых был отпразднован в театре Ефремова. На заднике было изображено ветвистое генеалогическое древо, из которого следовало, что все сколько-нибудь значимые театры Москвы обязаны своим рождением Художественному театру. На знаменитой сцене МХАТа в Камергерском были поставлены столы и столики наподобие ресторанных, водка и закуска были натуральными, за каждым столиком сидел отдельный театр, представлявший очередной «капустнический» номер, в ложе для почетных гостей смеялся капустнику Евгений Примаков. Публика представляла власть, деньги, интеллектуалов и интеллигентов либерально-демократической ориентации. Праздник номер два на следующий день состоялся во МХАТе «патриотическом», с маткой улья Татьяной Дорониной, с вице-премьером Валентиной Матвиенко, в новом ярком костюмчике зачитавшей аналогичное предыдущему приветствие. В зале оживленно переговаривалась публика совсем другой идеологической ориентации — с Зюгановым во главе. Энергичные пожилые женщины с мучительно знакомыми советскими лицами развернули в театральном фойе антикварные красные бархатные знамена, гордо украшенные профилями Ленина и его первого ученика.

На первый юбилей, к Ефремову, была приглашена Доронина лично, но она так и не появилась, сославшись на занятость при подготовке своего отдельного праздника. Шанс — не объединения (в высшей степени невероятного; по моему впечатлению, просто невозможного), но хотя бы жеста коллегиального дружелюбия, мхатовской идентичности — был упущен.

Места «святые» — и даже столетние юбилеи — не объединяют, а еще раз подчеркивают глубокую линию общественного раскола.

Восьмидесятилетие Солженицына — не возможность ли объединиться в порыве благодарности тому, кто вынес историю века на своих плечах — и как писатель, и как гражданин? И здесь не получилось. Хотя средства массовой информации постарались: статьи о жизни и творчестве, анкеты, ответы, интервью (не самого юбиляра, но «вокруг») и, наконец, специально созданные к дате фильмы — «Узел» Александра Сокурова, пятичастный фильм на НТВ, специальные передачи по каналу «Культура»… А еще — вынутый из сетки в последний момент «Изгнанник» Олеси Фокиной, вызвавший протест самого писателя и его семьи. Премьера спектакля («Шарашка») в театре Юрия Любимова в день рождения Солженицына. Указ о награждении писателя орденом Андрея Первозванного. Программируемый, легко вычисляемый солженицынский отказ его принять (иначе Солженицын, накануне событий выпустивший «Россию в обвале», и поступить не мог). Было все, кроме объединения. Многополюсным стало общество, множественность интересов никак не замыкается на писателе, чье значение не только и не столько для литературы — для самой России все вроде бы признают.

И наконец, юбилей Пушкина. Пушкин — объединитель, Пушкин — интегратор? А может ли он быть фактором разъединяющим? Как показали яростные, ожесточенные споры вокруг «Прогулок с Пушкиным» Абрама Терца — вполне.

Пушкина вполне способны приватизировать — власть (государственная), мысль (религиозная), идеология (и «патриотическая», и либерально-демократическая). Юбилей Пушкина — столетие со дня смерти поэта — в 1937 году был использован в государственных интересах. Совпадающий (1917–1937) с двадцатилетним юбилеем октябрьской революции, пушкинский юбилей, следовавший за утверждением сталинской конституции (1936 года), отмечался в апогее террора, арестов и процессов 1936–1937 годов. «Враги народа» советской властью были объявлены, разумеется, и врагами Пушкина. Юбилей отмечался повсеместно — от школ и училищ (отсылаю к «Исчезновению» Юрия Трифонова) до специального «пушкинского» пленума СП СССР: выступающие при «помощи» Пушкина громили Пастернака. Праздник разворачивался на фоне террористической государственной истерии, под лозунгом: Пушкин — предтеча революционных преобразований страны.

Навстречу юбилею нынешнему заранее был выпущен повтор академического собрания сочинений (1937 года).

Предисловие к новому/старому изданию написал, разумеется, Черномырдин.

Либеральная часть литературной общественности пошла своим путем — «Свободу Пушкину» потребовал, например, Андрей Битов в компании деятелей искусства, чьи фамилии образовали аббревиатуру «БАГАЖ» (Битов, Ахмадулина, Габриадзе, Алешковский, Жванецкий). Композиция перформанса «Пушкинский джаз» состояла из чтения Битовым черновиков Пушкина в сопровождении ансамбля Алексея Айги «4'33». «Чтобы составить себе полное впечатление о происходившем, — комментирует корреспондент, — достаточно аритмизировать пушкинские размеры, вставить, где надо, слова «пауза» или «зачеркнуто» и перемешать слова и словосочетания в манере Пригова». Еще одной акцией Битова стало участие в презентации детских рисунков и предметов, изготовленных на тему «Пушкин»: «Пушкин-кровать», «Пушкин-часы», «Пушкин-диван» и так далее. Взрослые от чистого сердца веселились при помощи результатов детских фантазий. Увы нам.