Роман Сенчин - Не стать насекомым

Впрочем, хоть «Лёгкая голова» и опубликована, говорить о ней рано. В «Знамени» указано, что это журнальный вариант. Не исключено, что нечто важное обнаружится в книге. Для романов Славниковой «толстожурнальная диета», которую проповедует критик Наталья Иванова, не полезна. Да и вообще, наверное, для русского романа, который тем и интересен, что постоянно отвлекается на вроде бы малозначимое, изобилует путаными рассуждениями, собирает не несущих сюжетной нагрузки персонажей… «Анну Каренину» уж точно бы сегодня в любом толстом журнале сократили вдвое…

На реализм в последнее время снова обрушился шквал критики. Дескать, он всё заполонил, тянет нас в прошлое, обедняет литературу, вымывает из неё литературное вещество. Вот цитата из статьи Натальи Ивановой «Пусть сильнее грянет Букер», появившейся в Интернете в день объявления победителя этой премии (но ещё до оглашения результата):

«Основную массу так называемого процесса — премиальную тож — образует имитирующий прозу наполнитель (пишу, как говорю, etc.) проза. док, хотя не совсем проза и не совсем док. Явление это пришло на смену чернухи, или физиологической прозы, или натуральной школы; самоназвание у него — «новый реализм». Описывается/записывается свой или близлежащий опыт (военный — Чечня, Северный Кавказ вообще, Таджикистан, Афганистан, теперь ещё Киргизия, вообще горячие точки; среда обитания — родня; режут-убивают, вымирают, деградируют и т. д.). Каждый день что-нибудь в этом роде обязательно происходит на просторах нашей великой родины — смотрите, как актуально. Эта проза умирает вместе с её носителем (книга, журнал), потому что здесь мало самого главного — литературного вещества. Ну, тогда уж лучше просто — док., нон-фикшн, социологический анализ, справки, дискуссия и проч. Сильнее бабахнет по мозгам».

Я лично реалистов и тем более новых реалистов на страницах журналов и в числе финалистов премий встречаю немного. Реализм, помаячив на горизонте в середине 00-х, снова закатывается. А литературное поле всё ярче освещается фейерверками, гирляндами и салютами иных жанров, течений и направлений.

Литераторы снова, как в допушкинское время, стремятся писать только о чём-то необыкновенном, найти (а скорее выдумать) уникального героя, необычный сюжет. «Вряд ли поход за хлебом или выбрасывание мусора может стать хоть какой-то стоящей основой для повествования», — утверждает критик Марта Антоничева в статье «Зеркало для героя» («Сибирские огни», 2007, № 5), правда, замечает, что: «…переживание повседневного опыта, примирение с повседневностью способно порождать кафкианские картины».

Да, способно, и ещё как. Только вот этого «переживания повседневного опыта» мы в нашей современной прозе практически не видим. Писатели всячески сторонятся действительности, предпочитая создавать кафкианские картины в своей голове (точнее — в неком автономном отделе мозга), а затем переносить на бумагу, а не находить их в повседневности.

Писателей-реалистов сегодня можно пересчитать по пальцам. Скорее всего, их число будет уменьшаться. Зачем пропускать через себя тяжёлую, малопонятную, отравленную реальность 90-х, 00-х, наваливающихся серым смогом 10-х, когда есть другие, более лёгкие и более доходные пути: выдумывай, фантазируй, уходи в древнюю или недавнюю историю, открывай новые штришки в биографиях великих людей…

Уверен, что довольно большое число тех, кто ещё относится к художественной литературе серьёзно и ищет в ней что-то кроме развлечения, интеллектуальных игрушек, открыв лучший роман года на русском языке «Цветочный крест», плюнет и скажет: «На хрена мне такая литература!» И больше уже не поведётся ни на лауреата, ни на финалиста, а то и вообще ни на чью бы то ни было книгу.

«Литературный дефолт», о котором лет шесть назад та же Наталья Иванова написала отличную статью, продолжается. И в этом вроде бы не виновато ни жюри «Русского Букера», ни «коллективное бессознательное» (как определил Андрей Немзер) академии «Большой книги», ни тем более Виктор Пелевин с «t», Елена Колядина со своим «Цветочным крестом». Наверное, в самой литературе происходят коренные изменения, и этот процесс необратим. В Англии нет Диккенсов, во Франции Золей, в Америке нет Фолкнеров, в Японии — Акутагав, в Германии — Бёллей. Почему у нас кто-то должен стремиться стать новым Львом Толстым, ну или по крайней мере Валентином Распутиным…

Оставим реализм для справок, социологических анализов и тому подобного?