Светлана Шипунова: Дураки и умники

— Сама не знаю, кто я теперь! — сказала Соня с вызовом.

— Что вам от меня нужно? — спросил он нетерпеливо.

— Ничего. Хочу, чтобы вы знали, что я вас ненавижу.

— Это странно, — сказал он обиженным голосом. — Разве не я дал вам свободу? Вы все должны быть благодарны мне, особенно вы, журналисты.

«Откуда он знает?» — подумала Соня, но вслух сказала:

— Свобода оказалась обманчивой. Вам хоть известно, скольких людей она погубила? Мальчики кровавые еще не снятся? — Она будто желала одна расквитаться за всех, кто остался на берегу, раз уж именно ей выпало дойти до него и говорить с ним.

— За это вы ненавидите меня? — спросил он удивленно. — Разве это я убил их всех?

— Кто же еще?! — отвечала Соня, желая причинить ему боль. — Не будь вас, все они были бы сейчас живы. Ради своего тщеславия вы разрушили жизнь людей на этом берегу. Взгляните сами, что вы наделали тут.

Начинало светать, и стал хорошо виден берег, он сползал к морю грудами развалин и весь был усеян обломками чего-то, что уже нельзя было узнать; какие-то предметы и остатки чего-то знакомого, но неразличимого прямо на глазах стремительно смывало волной и уносило в море. На берегу видны были темные силуэты женщин, они бродили меж обломков и выкликали имена своих детей, но дети не отзывались, только тихий, жалобный плач доносился откуда-то, и женщины беспомощно оглядывались по сторонам и тревожно смотрели то в сторону гор, то в море. Мужчин же не было видно на этом берегу.

Вдруг новый, еще более сильный порыв ветра, налетевший на этот раз со стороны гор, стал раскачивать каменную плиту мола, словно хотел оторвать ее от берега, волнорез затрещал и окончательно разломился на две части. Ветер подхватил обломок и понес его вдоль берега с легкостью парусника.

Соня в последний раз взглянула на того, кто был на летящем каменном плоту, и крикнула, задохнувшись ветром:

— Смотрите же, смотрите, что сталось с нашим берегом!

— Разве все вы не помогали мне разрушить его? — крикнул он, исчезая из виду.

Соня вздрогнула и опустила глаза, только теперь ощутила она озноб, неприятно липла к телу промокшая до нитки рубашка.

Женщины на берегу махали руками и что-то кричали, но ветер относил голоса в сторону, она не слышала их слов. А когда снова подняла голову и вгляделась, было уже поздно — обломок волнореза несся прямо на выступающую с берега скалу и через секунду врезался в нее и рассыпался на множество осколков, один за другим они стали оседать в море. Соня озиралась по сторонам, ища глазами того человека, но его нигде не было видно, только горка мокрого песка темнела вдалеке. «Вот и все, песок, один песок…» — успокоилась она и медленно пошла по кромке берега назад, к дому.

Навстречу ей бежал, громко шлепая по воде, маленький светлоголовый мальчик.

— Закрыть окно? — спросил сонным голосом Митя. — А то дует сильно, и ты вся холодная, как ледышка.

Он ткнулся в Сонину щеку. Щека была мокрая.

— А почему ты плачешь?

— Приснилось, что Димочка маленький, и я его потеряла, но потом нашла.

Соня встала и босая пошла в кабинет, там спал приехавший вчера на каникулы Димочка, одеяло валялось на полу, а сам он, такой большой и взрослый, свернулся калачиком, совсем как ребенок. Она подняла одеяло и укрыла его, подоткнув края под подушку.

«Слава Богу, — подумала Соня, — что у меня есть они — Дмитрий большой и Дмитрий маленький. И больше мне ничего, в сущности, не надо».

Она вытерла слезы и закрыла окно.

Новые выборы провели в Благополученской области только зимой, в феврале. Твердохлеб набрал 82 % голосов и стал губернатором. После официального объявления итогов президент прислал ему поздравительную телеграмму, начинавшуюся словами: «Зная Вас как опытнейшего руководителя…».

Павел Борисович Гаврилов умер через три с половиной месяца после выборов, в Москве, от рака легких. На похороны снарядили от Благополученска небольшую делегацию и дали сдержанный некролог в областных газетах. Зудин, выписавшись из клиники, обвенчался с Лялей в Елоховском соборе. Уголовное дело в отношении него было спущено на тормозах, так как удалось доказать, что лично он был не в курсе готовившейся фальсификации с подсчетом голосов. Через полгода он уехал с семьей в Париж представителем нового, только что открывшегося журнала «Россия, XXI век».

Твердохлеб вычистил из администрации всех гаврилов-ских и набрал новый штат — в основном из бывших работников обкома и облсовета. На следующий день после вступления в должность он объявил в области чрезвычайное положение и начал закручивать гайки, однако быстрого результата это не дало — состояние бывшего народного хозяйства области на самом деле оказалось гораздо хуже, чем он мог предположить. Весной в Черноморск приезжал на отдых начинавший выздоравливать президент, Твердохлеб полетел туда, чтобы лично встретить его у трапа. Когда президент спустился, опираясь на руку охранника, Петр Иванович лишь на несколько секунд замешкался, потом, сделав глубокий вдох-выдох, решительно подошел, обнял и поцеловал его, чем немало удивил прибывших с ним и стоявших на почтительном расстоянии соратников.