Литературка Литературная Газета: Литературная Газета 6387 ( № 40 2012)

Беседовал Владимир БЕРЯЗЕВ,

главный редактор "Сибирских огней"

Серая площадь

Отрывок из романа

Валерий КАЗАКОВ

Первый президент России ещё с партийных времён не любил Старую площадь. К этому малоприметному и широко известному только среди высшего начальства страны месту у Бориса Николаевича были свои давние счёты. Как любой партийный или советский функционер он не единожды проходил через тяжёлые жернова серого неприметного здания с запутанной системой подъездов. Со стороны ничего особенного эти здания, кособоко приютившиеся на самом краю державного квартала советской столицы, не представляли. Однако именно здесь, а не в парадном и величественном Кремле решались судьбы властителей страны. Без обязательного всестороннего изучения кандидата, целой череды изнуряющих ожиданий и бесед и, наконец, долгожданной окончательной визы ни один человек не мог получить ни генеральских погон, ни лауреатского звания, ни профессорской кафедры, ни кресла секретаря обкома, ни министерского портфеля, ни дипломатического ранга, ни директорских рычагов металлургического гиганта. Каким бы ты выдающимся ни был и какие бы заслуги ни имел перед страной и партией - миновать сито Старой площади ни тогда, ни сегодня ещё никому не удавалось. Разница, пожалуй, только в одном: раньше окончательное решение о назначении всё же принимал некий коллегиальный орган, а ныне это делает фактически единолично неведомо кто, вернее ведомо, но это "ведомо" всякий раз может быть разным.

Борис Николаевич, как человек злопамятный, мстил поганой площади полным её забвением. Иное дело, столичный родимец! Здесь, за высокими зубастыми стенами, грубоватому уральцу было уютнее, просторнее что ли, только здесь он по-настоящему ощущал своё историческое величие. А про недобрую площадь старался не вспоминать и, в этой своей неосознанной настороженности был он, кстати, далеко не одинок. Старожилы докладывали, дескать, про это место давно в народе ходят какие-то недобрые и диковатые слухи. Говорили, что и Сталин площадь недолюбливал, и Никита, и Брежнев, только Кагановичу и Суслову здесь нравилось трудиться. Да ещё Андропову, тот прямо преображался в стенах своего кабинета. Бывало, приедет утром из дома труп трупом, а глядишь, часам к десяти уже золотым червонцем сияет. Другие же члены Политбюро, вынужденные там работать, часто жаловались своим докторам на дурное настроение к концу рабочего дня, на какую-то беспричинную раздражительность и вспыльчивость, на непонятные видения и звуки. Доктора внимательно слушали дряхлеющих небожителей, выписывали успокоительное, ухмылялись и сигнализировали кому следует. Да что там жалобы докторам, когда Ельцину лично сам Михаил Сергеевич в недолгие дни их совместного сидения в одном кремлёвском кабинете рассказал весьма странную историю, похожую на детскую страшилку. Клянясь праведностью атеиста, после изрядного возлияния последний генсек КПСС, неподдельно волнуясь, поведал:

- В сентябре 1978 года в Минеральных Водах я, тогда ещё совсем зелёный руководитель Ставрополья, приглянулся Леониду Ильичу. Сидим за столом, закусываем, а он меня всё нахваливает: и тем я хорош, и этим. Сами знаете, хоть и лестно такое внимание, да уж слишком чревато. А тут рядом ещё Андропов с Черненко сидят и тоже в тон генсеку подпевают. Я сам не свой, потный сижу, недоумеваю, чушь какую-то в ответ несу, а в голове мыслишка одна нехорошая крутится: "Ох и неспроста всё это, неспроста!" Отправил высоких гостей, а у самого застолье это всё из головы не идёт. Время бежит, оглянуться не успеваешь. Ничего не происходит, уже и уборочная прошла, и Октябрьские праздники отгремели, мы с Раисой Максимовной успокоились, и вдруг вызывают срочно в Москву и не в Кремль, а в кабинет Брежнева на Старой площади. Прибываю, волнуюсь, бумаг для отчёта целый чемодан привёз. Спрашиваю в секретариате, когда и по какому вопросу встреча? Ответ получаю странный: в двадцать один ноль-ноль, тема встречи не обозначена. Я тут, конечно, сами понимаете, по-настоящему запереживал. Хорошо хоть, мужики из управления партийного строительства вцепились в меня и затащили к себе на весь день для сверки кадрового резерва. Пришло время, поднялся в приёмную, мне говорят, обождите, Леонид Ильич ещё в Кремле. Сел себе в холле, чаю попил, газету просматриваю. Тишина кругом, рабочий день давно кончился, за окнами темень, светильники какие-то подслеповатые на стенах еле горят и как-то, знаете, не по себе мне стало, мысли недобрые какие-то в голову полезли. Не знаю, может, глаза сами от усталости сомкнулись или я как-то не заметно для самого себя задремал, не знаю. Только вижу, открывается дверь приёмной, выходит военный в странной такой, ещё военных времён форме и приглашает меня. Я, поздоровавшись с незнакомыми мне помощниками, захожу в кабинет генсека и чуть сознания не лишился! За брежневским столом сидит Сталин, курит свою знаменитую трубку и так пристально на меня смотрит. Не поверите, Борис Николаевич, я вот рассказываю, а сам отчётливо запах того табачного дыма ощущаю. Стою ни жив и мёртв!