Газета Завтра Газета: Газета Завтра 379 (10 2001)

Однако "определенная политическая структура" у Шолохова как раз была. Шолохов был убежден в своей правоте. В борьбе за роман он решает обратиться за помощью к Горькому, только что вернувшемуся в Советский Союз.

В апреле 1931 года Шолохов встретился с Горьким и передал ему рукопись третьей книги "Тихого Дона" (без завершающих глав), отвергнутую журналом "Октябрь" по настоянию руководства РАППа.

Прочитав рукопись, Горький написал руководителю РАППа А. Фадееву письмо, которое свидетельствует, что Горький высоко ценил талант Шолохова, проявившийся уже в первой и второй книгах "Тихого Дона", однако в силу специфического отношения к крестьянству далеко не во всем и не полностью принял роман.

Статья М. Горького "О русском крестьянстве" (1922 г.), книга "Несвоевременные мысли" (1918 г.), другие выступления писателя говорят о том, что Горький не принимал "неодолимый консерватизм деревни". "Вокруг — бескрайняя равнина, а в центре ее — ничтожный, маленький человечек, брошенный на эту скучную землю для каторжного труда", — таким виделся ему крестьянин. Такова "среда, в которой разыгралась и разыгрывается трагедия русской революции, — писал Горький в 1922 году. — Это — среда полудиких людей". Горький призвал помнить, что "Парижскую коммуну зарезали крестьяне...".

И вот Горький получает на суд роман, посвященный тому, как "русская Вандея" — казачество — стремилась "зарезать" русскую революцию!

Надо отдать должное Горькому: он дал высокую художественную оценку роману, но ему трудно было поддержать его политически.

В письме А. Фадееву, очень сдержанно напоминающем официальный отзыв о романе, Горький писал:

"Дорогой т. Фаддеев! (именно так, через два "д". — Ф. К.)

Третья часть "Тихого Дона" произведение высокого достоинства, на мой взгляд, она значительнее второй и лучше сделана.

Но автор, как и герой его, Григорий Мелехов, "стоит на грани двух начал", не соглашается с тем, что одно(му) из этих начал, в сущности, — конец, неизбежный конец старого казацкого мира и сомнительной "поэзии" этого мира. Не соглашается он с этим потому, что сам весь еще — казак, существо, биологически связанное с определенной географической областью, определенным социальным укладом". Горький считал, что автор "Тихого Дона" нуждается в "бережном и тактичном... перевоспитании".

Как видите, оценка — полярная по отношению к позиции Шолохова и замыслу романа. Шолохов, конечно же, никак не мог согласиться с тем, что "казацкому миру", ради защиты которого и написан роман, пришел "конец", и что "поэзия" этого "мира" сомнительна.

По мнению Горького, не только герой, но и автор романа "Тихий Дон" "стоит на грани двух начал", не примыкая окончательно ни к одному из них. Слова эти взяты Горьким в кавычки; они — из главы ХХ шестой части романа, где Григорий Мелехов ведет тяжелый разговор с Иваном Алексеевичем Котляровым и Мишкой Кошевым, заявив им: "Что коммунисты, что генералы — одно ярмо". "Он, в сущности, только высказал вгорячах то, о чем думал эти дни, что копилось в нем и искало выхода, — заключает Шолохов. — И от того, что стал он на грани в борьбе двух начал, отрицая оба их, — родилось глухое неумолчное раздражение." (курсив наш. — Ф. К.).

Как видите, в контексте романа Григорий Мелехов стоит на грани в борьбе двух начал — "белых" и "красных". Горький переводит разговор в несколько иную плоскость, понимая под этими двумя "началами" "старый казацкий мир" и мир новый, советский. Он видит ограниченность Шолохова в его приверженности к "казацкому миру", в его "областничестве".

"Рукопись кончается 224 стр., это еще не конец, — писал Горький Фадееву. — Если исключить "областные" настроения автора, рукопись кажется мне достаточно "объективной" политически, и я, разумеется, за то, чтобы ее печатать, хотя она доставит эмигрантскому казачеству несколько приятных минут. За это наша критика обязана доставить автору несколько неприятных часов".

А заканчивалось письмо Горького Фадееву так:

"Шолохов — очень даровит, из него может выработаться отличный советский литератор, с этим надо считаться. Мне кажется, что практический гуманизм, проявленный у нас к явным вредителям и дающий хорошие результаты, должно проявлять и по отношению к литераторам, которые еще не нашли себя".

Столь своеобразная поддержка Горьким Шолохова, который, при очевидной талантливости, в третьей книге "Тихого Дона", по мнению Горького, "еще не нашел себя", естественно, не могла дать практического результата. Ведь Фадеев также не отвергал талантливости Шолохова и необходимость "воспитательной работы" с автором "Тихого Дона", он также был за публикацию третьей книги романа, при условии коренной ее переработки. Именно с этим-то Шолохов согласиться никак не мог.