Александр Тюрин - Правда о Николае I. Оболганный император

Пороги пересекали реки Причерноморья, делая невозможным непрерывное судоходство. Они формировались гранитным кряжем, который начинался от предгорий Карпат в Бессарабии, шел параллельно берегу Черного моря, через рр. Днестр у Ямполи, Буг, Ингул, Ингулец в районе Елизаветграда (ныне Кировоград), Днепр ниже Екатеринослава (ныне Днепропетровск).

Днепровское судоходство выше порогов производилось лишь весной и осенью, при высокой воде. При снижении уровня воды судам надлежало разгружаться, складировавшийся товар естественно подвергался порче.

Затраты по перевозке хлеба из черноземных губерний в нечерноземные могли превышать себестоимость самого хлеба в три и более раз.

Долгими месяцами шла доставка железа с Урала в Петербург и центр страны, по рекам и даже волоком. Каменноугольные месторождения были отдалены от Урала (это вам не Англия, где все рядом), уральской металлургии приходилось пользоваться низкоэнергетическим древесным углем.

Долгое нахождение груза в пути, промежуточное его складирование, высокие риски при доставке не только повышали стоимость транспортировки, но и увеличивали размеры запасов. [14] Там же, с. 161–163. Пока груз доставлялся к месту назначения, цены там могли измениться несколько раз. Если они существенно падали, то торговец оказывался разоренным. Купцы не могли ждать возвращения порожних судов из Петербурга и должны были строить новые, чем сводились леса и еще больше увеличивались транспортные расходы. [15] Там же, с. 262.

При всех издержках водный путь был для грузов намного дешевле сухопутного. Летом от Петербурга до Москвы, по шоссе, доставка грузов стоила до 4 руб. за пуд, зимой вдвое дешевле. Доставкой же водным путем составляла около 40 коп. за пуд. по Вышневолоцкой и Мариинской системам, около 120 коп. по тихвинской. [16] Там же, с. 264.

«В степи кочующий обоз» был символом российского сухопутного транспорта. Грунтовые пути весной и осенью были практически непроходимыми из-за распутицы, перевозки шли летом и зимой. Замерзание и таяние воды, разрушающее дорожные покрытия, отбивало у правительства желание тратить деньги на строительство шоссе — вплоть до николаевского времени.

Низкая скорость оборачиваемости средств, высокие и зачастую непредсказуемые транспортные издержки — эти факторы подрывали рост торгового капитала, вели к удорожанию кредита, и требовали применения нерыночных этатистских методов для развития транспортной сети.

Невозможно говорить о государстве Николая I, не представляя, из каких пластов оно было сформировано за предшествующие 900 лет.

«Россия есть громадное континентальное государство, не защищенное природными границами, открытое с востока, юга и запада. Русское государство основалось в той стране, которая до него не знала истории, в стране, где господствовали дикие, кочевые орды, в стране, которая служила широкою открытою дорогою для бичей Божиих, для диких народов Средней Азии, стремившихся на опустошение Европы. Основанное в такой стране, русское государство изначала осуждалось на постоянную черную работу, на постоянную тяжкую изнурительную борьбу с жителями степей», — пишет классик нашей историографии Соловьев, подмечая некоторые, но далеко не все, негативные факторы, мешавшие плавному развитию нашей страны.

Древнерусское киевско-новгородское государство, простиравшееся от моря до моря, было рождено знаменитым водным путём «из варяг в греки», который активно функционировал в период климатического оптимума 9-11 вв. Однако пришельцы-кипчаки и более ранние сроки замерзания водных путей надломили его развитие.

По счастью, северо-восточная Русь, сперва Владимиро-Суздальская, затем Московская, находят новый код существования в отчаянно-неблагоприятных условиях внешней среды.

Огромная Россия начиналась в медвежьем углу, где из всех природных богатств был только непролазный лес, в котором прятались от кочевых орд, приходящих из-за Оки.

Карамзин, со свойственной ему просвещенческо-либеральной легкостью сочинил миф, что «Москва обязана своим величием ханам». Карамзин написал, а сто либеральных историков повторило за ним, и засмеялись довольные, как будто дело сделано и объяснение найдено. Однако у золотоордынских ханов величия искали и тверитяне, и рязанцы. Но только одна Москва и сумела бросить вызов Орде, будучи еще небольшим княжеством, не входящим в какие-либо сильные коалиции. А «вольнолюбивая» Литва протянула свою верную руку отнюдь не Москве, а золотоордынцам.