П. В. Ну что значит любит — не любит, когда речь идет о государствах. В политическом отношении Запад России не доверяет и опасается ее. И правильно делает. В новейшей истории Россия сделала все, чтобы ее боялись и не верили. Это надо понять раз и навсегда. А пока Россия будет талдычить о своем особом пути, ей все больше будут не верить и все больше бояться. Представьте себе соседа, который все твердит про свой особый путь, — от него черт знает чего ожидать. Может, чернила выпьет, а может, ножом ударит.
И. Т. У вас есть ощущение конца века?
П. В. Ощущения нет, я не увлекаюсь цифрами. Но есть восторг перед массовым психозом в ожидании конца века. Вот убедительный пример торжества формы над содержанием! Ведь конец века предельно условен. Когда 1999-й меняется на 2000-й — ровно ничего не случается. Это как раз и замечательно, что ничего не изменяется, кроме начертания: была единица — стала двойка. И все чумеют. Полная победа иррациональной красоты над рациональным разумом. Ничего не происходит, а все сходят с ума.
Мне пришло в голову, что в знаменитой формуле Достоевского — «Красота спасет мир» — речь идет о том, что красота спасет мир от разума. Вот что имеется в виду! Потому что все внедренные в практику попытки устроить жизнь только по правилам разума и логики — неизменно приводят в тупик, это в лучшем случае, или к катастрофе, к каким-нибудь магаданам, освенцимам, чернобылям, на массовом или личном уровнях. Достоевский именно это имел в виду: сокрушительный рациональный разум откорректирует красота, то есть некая неведомая, неисчислимая, иррациональная сила. Не строить жизнь надо, а жить.
1999
Люблю умение извлекать радость из каждой минуты…
Не люблю несообразительности, которая в повседневном обиходе хуже глупости.
Люблю душевное простодушие, способность удивляться. Не люблю душевную пресыщенность, эмоциональную усталость.
Люблю оперу. Не люблю балет.
Люблю живопись. Не очень люблю скульптуру.
Люблю историю, мемуары, биографии. Все меньше люблю художественную литературу, не люблю детективы, еще меньше фантастику.
Люблю кино. Гораздо меньше — театр.
Люблю вино, особенно красное, особенно бордоского типа. Не люблю крепких напитков, за исключением граппы.
Люблю кофе. Не очень люблю чай.
Люблю рыбу и seafood . Не люблю сласти.
Люблю рынки и продуктовые магазины. Не люблю промтоварные.
Люблю покупать и готовить еду. Не люблю никакой иной домашней работы.
Люблю галстуки и хожу в них на службу. Не люблю и не ношу головных уборов, часов, браслетов, перстней.
Люблю одеколон и дезодорант. Не люблю парикмахерские и бани.
Люблю узнавать новые города и потом возвращаться в них как в знакомые. Не люблю гулять без цели, «вообще гулять».
Люблю осень и весну. Не люблю лето и зиму.
Люблю реки и озера. Не люблю технику.
Люблю цветы в вазах и в садах. Не люблю в горшках.
Люблю классифицировать (про себя) впечатления. Не люблю коллекционирование.
Люблю юмор. Не люблю иронию. Люблю остроты. Не люблю каламбуры.
Люблю следить за постепенным высказыванием рождающейся мысли. Не люблю афоризмы и притчи.
Люблю легкие темы в застолье. Не люблю слов «потолковать» и «обмозговать» и соответствующих действий.
Люблю скептицизм и сомнение. Не люблю уверенность и принципиальность.
Люблю любовь к быту. Не люблю равнодушия к еде и одежде.
Люблю умение извлекать радость из каждой минуты. Не люблю аскезы, благочестия и религиозных неофитов.
Люблю женское лицо, завораживаясь его тайной; люблю женское тело, преклоняясь перед совершенством его устройства. Люблю тайну женско-мужских отношений, полагая, что ничто в мире не достигает такой красоты, богатства и непостижимости.
2007
На западно-восточном диване
Больница для новичка — испытание, в том числе и новизной эстетики. Черная вездесущность рентгена, куда разведкам. Медленная неумолимость капельницы, размывающей до полной подмены. Неожиданный смысл надписи «Выход». Игрушечные рубиновые столбики твоей крови. Дадаистская непредсказуемость кардиограммы. Слово, словно февральская льдинка в горле — флюорография. Жить бы и жить без этой красоты.
Больница передовая, с использованием традиционного западного и сравнительно нового (для Запада) восточного опыта. Одно и то же делают настолько по-разному, что недалеко до спокойной бытовой шизофрении: называть себя «мы» и т. п. Случай двуглавого орла. Или, учитывая больничную обстановку, Гёте: «Западно-восточный диван». С одной половины дивана перекатывают на другую в течение дня.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу