Пётр Вайль - Свобода – точка отсчета. О жизни, искусстве и о себе

«Главным сокровищем Византии был Бог», — говорит ведущий, впадая в кощунство, немыслимое в устах духовного лица. Не церковь, не религия, не вера, а именно — Бог. У Византии была монополия на Бога — своего, не как у всех?

«Запад» — все время называет ведущий. Какой такой обобщенный «Запад»? Что, Англия была похожа на Испанию? Да еще на протяжении веков. Италия XII века не опознала бы себя в Италии XIV. Кстати, в 1337–1453 годах шла Столетняя война, куда больше занимая этот самый «Запад», чем Византия. Именно в год падения Константинополя она закончилась капитуляцией англичан в Бордо. Тут не до Византии.

В V, VI, VII веках на Константинополь нападали гунны, остготы, авары, славяне, персы, арабы. Кто из них «Запад»? Вождь болгар Крум в 811 году пил из черепа убитого им императора Никифора.

Что за карта возникает на экране — от Гибралтарского пролива до Кавказа? Всегда, что ли, Византия была такой большой? Да нет, уже в VII веке восточные провинции захватили арабы, Армению потеряли в 636-м, Кипр — в 643-м, Родос — в 655-м, Карфаген — в 698-м. Византии осталось очень немного.

Имперская форма никак не подкреплялась имперским содержанием (военной силой, развитой экономикой, территорией). По букве было римское право, по сути — зависимое от верховной власти правосудие. «Единственно верное христианство» — но церковь в полном подчинении двора. Вот подлинные причины распада Византии. Нежелание меняться. Неподвижность.

Рассказывая о том, что российскую византологию спас Сталин, ведущий говорит: «Бывший семинарист Джугашвили понял, у кого надо учиться истории». Ориентир — недвусмысленный. И — бессмысленный. Ленинско-сталинская империя просуществовала исторически смешное количество лет — семьдесят четыре года. Но развалилась по той же причине, что византийская, — из-за нежелания и неумения меняться.

Да, Византия была носителем цивилизации в то время, когда Европа пребывала в культурной мгле. Но лишь в первую половину своего срока. За последние столетия существования Византийской империи в Европе возникли «Беовульф» и «Песнь о Роланде», Франциск Ассизский и Вестминстерское аббатство, трубадуры и Нотр-Дам, Данте и Джотто, Ганзейский союз и Чосер, Гус и Брунеллески, Жанна д’Арк и Гутенберг. Речь — о колоссальной подвижности и многообразии.

«Финансовая система не менялась тысячу лет», — с гордостью произносит ведущий. Да горечь это, а не гордость. Европа на стыке Средневековья и Возрождения изобрела банки, векселя, страхование, статистику, бухгалтерию. В Генуе XIII века можно было застраховать жену от неудачных родов! А тут — «не менялась тысячу лет».

Византия лелеяла сохранность формы. 153 главы (!) в «Книге церемоний византийского двора»: регламентировано все, вплоть до длины волос императора. Страной правили не министры, а чиновники двора — евнухи: кастрация исключала возможность наследственной власти.

С. Аверинцев пишет о византийской «отрешенности от содержательной связи с историческим временем». Не в историческом ли равнодушии к категории содержательности, в неспособности соответствовать вызовам времени — то есть в византийском происхождении — истоки той легкости, с которой пала другая христианская империя в 1917 году?

Под этим углом ясно, что фильм архимандрита Тихона — с его упором на пагубность перемен, восхвалением застылости и изоляционизма «своего пути», — по сути, разоблачительный по отношению к Византии и (учитывая настойчивое подчеркивание параллелей) антироссийский. Что ж это за народ, общество, страна, которые так легко берутся «на испуг», на происки заграничных интриганов, на дешевку «красивой жизни»? Такая империя точно ничего хорошего не заслуживает.

А тут еще фильм прерывается рекламой скандинавского пива и французской косметики — никак, быть беде.

Еще до того, как американец Пол Томас Андерсон, автор фильма «Нефть», был признан лучшим режиссером на Берлинском кинофестивале, его картина — вышедшая на экраны в декабре 2007 года — успела собрать больше полусотни наград и имеет все шансы получить несколько «Оскаров». Из полутораста рецензий сто сорок — сугубо положительные. Фильм вошел в первую десятку 2007 года по версиям тридцати восьми авторитетных изданий, в двадцати из них занимая первое место. Есть смысл задаться вопросом: в чем суть такого успеха.

Не самое важное, но первое и наиболее явное — мощная игра Дэниела Дэй-Льюиса. О главном — чуть позже.