Мария Баганова: Всемирная история в сплетнях

Лишь однажды она решилась снова переодеться в женское платье, собираясь присутствовать на похоронах брата. Однако в юбках она выглядела ужасно, словно ряженый мужчина, и родственники попросили ее не устраивать маскарад и прийти в обычном для нее брючном костюме.

В дальнейшем Мисси решилась на еще более смелый и экстравагантный шаг: решив, что коли природа не создала ее мужчиной, то перестать быть женщиной — в ее силах, она легла на операцию, хирургическим путем удалив себе грудь и матку.

Этот поступок вызвал у многих неприятие и даже отвращение. Матильда приобрела скандальную известность, о ней ходили самые грязные сплетни. Известный журналист Жан Лоррен — сам, между прочим, гомосексуалист, наркоман и сифилитик, — даже обвинял ее в некрофилии: якобы, когда одна из ее любовниц внезапно скончалась. Матильда ворвалась в комнату, где лежало тело с воплем: «Я хочу обладать ею в последний раз!» Опасаясь обвинений в клевете, он использовал в своих пасквилях псевдоним де Морни, слегка его исказив: вместо Мисси писал Мизи. Все понимали, о ком идет речь. Матильда долгое время терпела, но потом все же подала в суд и выиграла процесс.

Но ее репутация была испорчена безнадежно. В приличном обществе Матильда де Морни стала парией. Даже Натали Барни — лесбиянка, не скрывавшая своей ориентации, однако сохранявшая женственность и элегантность, — ненавидела Матильду и не желала ее видеть, хотя в салоне Барни часто бывали многие их общие знакомые. В отместку Матильда отбила у нее любовницу Колетт. Их роман носил явный оттенок садо-мазо, так, де Морни даже надела на подругу собачий ошейник с надписью: «Я принадлежу Мисси».

«Фотография… запечатлела ее в брючном костюме, прилично одетой, но с признаками дурного, то бишь женского, вкуса. Загнутый угол носового платка в нагрудном кармане торчит на два пальца выше положенного. Края и раструбы отворотов фрака небезупречны, как и ботинки. Чувствуется, что женская фантазия, скованная под открытым челом лжемужчины, сожалеет о том, что не может выплеснуться в жабо, лентах и шелковистой ткани…»

Связь Колетт и Мисси продолжалась очень долго и привела еще к одному скандалу: в 1907 году на сцене «Мулен Руж» была поставлена пьеса «Египетский сон», где роли исполняли обе женщины. Представление имело успех, и обрадованная Мисси, одетая в мужской костюм, страстно поцеловала полунагую Колетт, изображавшую египтянку. Как это часто бывало в ее жизни, она не рассчитала эффект: журналисты принялись на все лады обсуждать поцелуй этих двух дам.

Очень немногие поддержали в те дни Матильду. Среди них был такой же отверженный, как и она сама, — Жак д’Адельсвард-Ферзен, несколько лет назад арестованный за богохульство и проведение черных месс, да к тому же обвиненный в педофилии. Конечно, слова человека с такой репутацией только подлили масла в огонь.

Известный писатель Робер де Монтескью, считавший себя потомком д’Артаньяна, пытался объяснить, что поведение маркизы было лишь невинной попыткой эпатажа, а вовсе не доказательством ее крайней безнравственности. Но де Монтескью и сам часто попадал на страницу сплетен, хотя старался не афишировать свой гомосексуализм, а потому к его уговорам мало кто прислушивался.

Даже родственники Матильды отказались с ней общаться. Нервы у Колетт не выдержали, и она уговорила Мисси для виду расстаться. Впоследствии они расстались по-настоящему: Колетт отбил у Мисси силач и бывший боксер Олимп Эрио, ставший очень богатым, получив наследство после смерти своего старшего брата-фабриканта.

Годы шли, и у Мисси оставалось все меньше друзей: от воспаления легких умер Марсель Пруст, покончил с собой Жак Ферзен, и даже ее старый и верный враг Жан Лоррен давно отправился в мир иной. Одиночество все сильнее тяготило маркизу, которая, по выражению Колетт, всю жизнь отстаивала свое право, даже, вернее, свою обязанность не быть счастливой. В 1942 году Матильда прочла автобиографический роман своей подруги «Чистое и порочное» и после этого полностью разорвала с ней отношения. Матильде де Морни было не впервой узнавать себя на страницах книг: разные авторы изображали ее в качестве то мужчины, то женщины, превращая спокойную и даже немного стеснительную маркизу в роковую амазонку. Писательница Рашильд (тоже лесбиянка) назвала ее «маркизой де Сад» — и Матильда восприняла это как должное. Но текст Колетт, содержавший поистине убийственные наблюдения, жестоко оскорбил ее. Чего только стоит сцена выяснения отношений между двумя лесбиянками, явно списанная с натуры: