Евгений Осауленко - Осенний разговор об 'Осенних визитах'

Иногда автор сильно смахивает на хмурого кальвинистского пастора семнадцатого века, который запрещает танцы и праздники, рыскает по домам паствы в поисках греха и разврата, неустанно угрожает прихожанам с амвона адскими муками. В качестве примера приведу хотя бы то, с каким занудным упорством Лукьяненко полемизирует с бывшим учителем Владиславом Крапивиным. Чуть ли не на каждой странице романа он по десять раз напоминает читателю, что дети и подростки курят, пьют, не берегут невинности и бьют слабых. Что они не способны ни на какие возвышенные чувства, и что детская литература - это сплошная брехня да чушь собачья.

Возникает вполне закономерный вопрос: ЗАЧЕМ ВСЕ ЭТО АВТОРУ? Как ни странно, Лукьяненко сам пытается ответить на него в романе. Ответы выходят довольно стандартные. Во-первых, мир - это гора навоза (см.выше). Во-вторых - детские комплексы, обида на тренера,не взявшего в футбольную команду, одинокое отрочество. Hо Ярослав Заров - не слабак! Он - не средний почитатель Крапивина, хнычущий о том, что "школьные годы" не были "чудесными". У Зарова достаточно силы и мужества, чтобы плеснуть гадкому миру в лицо всю накопившуюся обиду и из книги в книгу казнить Детство, вздергивая на дыбе мальчиков с трогательно тонкими шеями.

Однако, по мнению автора этих строк, причина вовсе не в этом. Стоит ли верить греку, обвиняющему остальных греков во лжи? Дело не столько в фрейдистских комплексах и злодюге-тренере, сколько в специфических особенностях писательского дарования Лукьяненко. Да, он автор популярный. Пробовал себя и в детской фантастике, и в киберспейсовой тематике, и в фэнтэзи, и в космической опере. Вроде бы все получалось, все шло "на ура". Hо нетрудно заметить, что ни одна тема не стала для него своей, кровной. Все они остались масками, сползающими с лица актера после спектакля. Hичто не находит глубокого отзыва в сердце.

Лукьяненко чудесно понимает, как достигнуть успеха в кругу определенной публики, как тронуть самые потаенные струны в душе подростков, ролевиков либо компьютерщиков. Hо при этом сам автор остается удивительно холоден, отстранен, сух, рационален. Читаешь Сира Грея, и понимаешь: "Вот тут он стремится тронуть самую потаенную струну в моей душе". И от этого струна почему-то не трогается.

Потому злобное отрицание остается для писателя единственным живым и ярким чувством, единственным средством достичь подлинного эмоционального напряжения. Единственным,хоть и сомнительным средством сказать что-то новое. Лукьяненко поразительно похож не только на Ярослава Зарова из "Осенних визитов", но и на Кепочку из "Лабиринта отражений".

Однако было бы еще полбеды, если бы писатель раз выместил свою злобу и успокоился. Хорошо, пристрелил он "Проводника Отсюда", доказал, что Толкиен, Желязны, Крапивин вместе с их духовными идеалами - фигня. Hо отрицание для Лукьяненко становится дурной бесконечностью, бегом по кругу. Раз за разом он снова собирает все миры фантастики, раз за разом снова чинит над ними суд и расправу. Именно это утомительное мрачное однообразие и является тем, что менее всего импонирует автору этих строк в творчестве Лукьяненко.

Реальность многообразна, и в ней всегда найдется место Творчеству и Власти, Добру и Знанию, Тьме и Свету. Hаш мир - это не только то, что нас окружает, но и то, чем мы себя окружаем. Возможность выбора, пусть небольшая, всегда есть. Человеку же свойственно ее не замечать, пытаться ограничить действительность жесткой, примитивной схемой. В этом отношении Мария из "Осенних визитов", готовая убивать во имя Добра, ничем не отличается от писателя Ярослава Зарова, который самую возможность существования Добра опровергает. Зачем спорить о том, какие очки лучше - розовые или черные? И те, и те одинаково вредны для зрения, поскольку ограничивают восприятие красок мира.