Авраам Шифрин: Избранные статьи

Долго я думал – стоит ли, время ли писать об этом сейчас? Посоветовался с друзьями. И мы решили: необходимо писать открыто и писать сегодня, пока еще не совсем поздно.

Но нужно начать сначала, иначе многое будет непонятно.

Преодоление препятствий и сочетание обстоятельств, при которых созревало движение евреев за выезд из СССР в Израиль, выглядит как чудо. Но “за спиной” чуда стояла долгая, упорная и медленная работа, стояли годы риска, годы арестов и новых попыток борьбы. Постараюсь быть кратким, хотя стоило бы рассказать о многих интересных людях и деталях борьбы. Пусть не будут на меня в обиде те, кого не упомяну в этой краткой работе, но при мысли о ком теплом наполняется сердце.

Я родился уже после захвата власти в России коммунистами и потому воспитывался в советской школе, где материализмом из детей выбивали любое понятие о Б-ге, религии, национальной культуре (кроме русской!). Я вырос, ничего не зная об обычаях своего народа, о его культуре, о его героях. Мои родители, жившие в Москве, очевидно считали, что ассимиляция – лучший путь к нормальной жизни в новой России. Ничего еврейского в семье нашей я не помню, хотя отец и мама не были коммунистами и не внушали мне также ничего просоветского. Зато в школе я был встречен дружным хором голосов: “Жид! Жид! Жид!” Я не был подготовлен к этому, никто не снабдил меня материалом для возражения, я не понимал, почему и за что меня оскорбляют, но понимал, что оскорбляют. Оружия против этих оскорблений у меня не было: я не знал, что могу гордиться своей национальной историей и культурой, разнесенной из Израиля по всему миру. И поэтому я вскоре внутренне смирился с тем, что у моих оскорбителей “есть право” называть меня “вонючим и трусливым жидом”. А родители меня успокаивали: “Они перестанут, они глупые, не обращай внимания!”.

Я прошел Вторую Мировую войну. И видел антисемитизм везде: русский парень – солдат, раненный рядом со мной в бою, сказал мне, когда нас вместе везли в госпиталь: “Ты разве видел на фронте жидов?” – и очень удивился, узнав, что я еврей. Антисемитизм сопровождал меня всю жизнь, иногда в форме весьма распространенного “комплимента”: “хороший ты парень, совсем на еврея не похож!”

Вот в такой внутренней атмосфере я встретил 1948 год, год воссоздания Израиля. Поэтому стоит ли удивляться, что я и мои товарищи-евреи не понимали даже, почему государство названо “ИЗРАИЛЬ”, кто он такой, этот Израиль, почему не Палестина? Мы еще не были сионистами, но были париями в антисемитском обществе. Мы знали, что лишь отдельные евреи добиваются успеха и высокого положения ценой отказа от своего человеческого достоинства. И поэтому тогда впервые у нас появилось чувство гордости: есть где-то государство евреев, у нас – “ свое” государство! Лишь из этого чувства интереса людей, живущих в состоянии постоянного внутреннего оскорбления, мы начали собирать все возможные сведения и детали об этом новом государстве – ведь даже карты его достать было нельзя! Мы ходили в библиотеки, листали энциклопедии, мы читали (в русском тексте) Библию, пользуясь ею как справочником по истории Израиля. Следует помнить, что 1948 год, когда СССР “признал” Израиль в ООН, был годом начала новой волны антисемитских репрессий и арестов, годом начала обострения государственного антисемитизма. Поэтому наши разговоры и обсуждения новостей об Израиле, конечно, велись в узкой компании друзей, доверявших друг другу. Я помню, как один из моих друзей – С. достал где-то ходившие по рукам в списках стихи М. Алигер, главу из ее запрещенной цензурой поэмы “Мы – евреи”. Стихи эти будили у еврея чувство национального самосознания, поэтому власти сажали в тюрьму за найденный экземпляр этой поэмы. Мы выучили эти стихи наизусть, печатали их тайком вновь и вновь, и передавали друзьям, оставляли “случайно” в домах знакомых евреев, посылали по почте менее знакомым евреям: нам почему-то очень хотелось, чтобы как можно большее число евреев выпрямили согнутые спины. Мы обсуждали возможность поехать в Израиль (как в Испанию! в свое время) и участвовать в боях за независимость страны. Мы шли к московской синагоге встречать Голду Меир – и это был праздник: свойпосол приехал!

Но власть тех дней была беспощадна и сильна террором: начались аресты “сионистов”. Я беру это слово в кавычки, потому что это инкриминировали нам власти, хотя мы, честно говоря, и слова этого в те дни еще не знали.