Борис Соколов - Тайны финской войны

Мы (Сталин, Хрущев, Молотов и Куусинен. — Ъ. С.) сидели довольно долго, потому что был уже назначен час. Ожидали. Сталин был уверен, и мы тоже верили, что не будет войны, что финны примут наши предложения и тем самым мы достигнем своей цели без войны. Цель — это обезопасить нас с севера.

Вдруг позвонили, что мы произвели выстрел. Финны ответили артиллерийским огнем (в действительности финская сторона огня не открывала. — Ъ. С.). Фактически началась война. Я говорю это потому, что существует другая трактовка: финны первыми выстрелили, и поэтому мы вынуждены были ответить.

Имели ли мы юридическое и моральное право на такие действия? Юридического права, конечно, мы не имели. С моральной точки зрения желание обезопасить себя, договориться с соседом оправдывало нас в собственных глазах».

И Сталин, и Молотов, и Хрущев, и Куусинен вполне усвоили мораль всех агрессоров: нравственно все, что улучшает, с их точки зрения, положение их государства, а если это противоречит международному праву — тем хуже для права. Никита Сергеевич признавал, что провокация в Майниле преследовала двойную цель: получить предлог для начала военных действий, а в лучшем случае — в последний раз попугав Финляндию, вынудить ее без борьбы согласиться на все советские требования. Однако финны руки не подняли.

Думаю, у читателей не осталось сомнения в том, что выстрелы в Майниле произвели советские артиллеристы по приказу самого Сталина. Отставной генерал КГБ Окуневич в 1985 году рассказал писателю Игорю Буничу, как 26 ноября 1939 года у поселка Майнила он, будучи еще майором НКВД, вместе с 15 солдатами производил «испытательные стрельбы» из нового секретного оружия. Их сопровождали два «эксперта по баллистике» из Москвы, в которых угадывались высокие чины из ведомства Берии.

Окуневич и его подчиненные проявили, можно сказать, гуманизм. Ведь на самом деле в результате инцидента жертв среди красноармейцев не было. Это установил уже в 1990–е годы российский военный историк П. А. Аптекарь. Он нашел в архиве журнал боевых действий 68–го стрелкового полка, дислоцировавшегося в районе Майнилы. Там на первой странице записано: «26 ноября полк подвергся обстрелу белофиннов. Взорвалось 7 снарядов. Погибло 3 человека и ранено 6». Между тем в официальных советских заявлениях, как мы уже знаем, говорилось о 4 убитых и 8 раненых. Подозрение историка вызвало удивительное обстоятельство: все записи в журнале, с ноября 1939–го по март 1940–го, сделаны одной и той же рукой, хотя за это время в полку сменилось четыре начальника штаба и четыре его помощника, а последние и должны были вести журнал, каждый в свой срок. И еще: в оперативных сводках и донесениях 70–й стрелковой дивизии, в состав которой входил 68–й полк, в ноябре фиксируется целый ряд разнообразных происшествий, включая случайные выстрелы, но вот о семи артиллерийских выстрелах с финской стороны 26–го числа, равно как о наличии там их артиллерии, не говорится в них ни слова. Не отмечены в них и гибель и ранения бойцов и командиров. И сведения о численности 68–го полка за 25, 26, 27 и 28 ноября не претерпели никаких изменений. Никаких потерь полк не понес. Очевидно, журнал боевых действий 68–го полка был заполнен задним числом, чтобы документально подтвердить советскую версию майнильского инцидента.

Финское правительство, отклонив советский протест по поводу инцидента в Майниле, указало, что «в непосредственной близости к границе с финляндской стороны расположены главным образом пограничные войска; орудий такой дальнобойности, чтобы их снаряды ложились по ту сторону границы, в этой зоне не было вовсе». Финны выразили готовность начать переговоры «по вопросу об обоюдном отводе войск на известное расстояние от границы». Однако правительство СССР в резкой форме отвергло финские объяснения и предложения и 28 ноября расторгло советско — финляндский пакт о ненападении. На следующий день из Финляндии были отозваны советские дипломатические представители.

В последний момент в Хельсинки попытались предотвратить войну. 29 ноября, в ответе на советскую ноту о денонсации пакта о ненападении, финское правительство выразило готовность договориться об отводе своих войск на такое расстояние от Ленинграда, при котором не могло быть и речи, что они угрожают безопасности этого города. Но Ирие — Коскинен, получивший текст финской ноты и не успевший передать ее Молотову, вечером 29–го был приглашен в НКИД и уведомлен о разрыве дипломатических отношений. Финский посланник все же вручил заместителю наркома В. П. Потемкину ноту своего правительства, но было уже поздно.