Федор Раззаков - Дело, взорвавшее СССР

Тем временем в конце октября 1987 года Горбачев освободил от обязанностей члена Политбюро последнего мусульманина в нем — азербайджанского лидера Гейдара Алиева. Без сомнения, что сделано это было под давлением все того же армянского лобби, которое по сути уже в открытую диктовало руководству страны свои законы (спустя три года на Алиева в центральной прессе будет устроен такой же «накат», как ранее на Рашидова и Кунаева, после чего в обиход будет введен еще один ругательный термин — алиевщина).

Рассказывает Г. Алиев: «За период с 1985 года в стране шло разрушение — разрушение в экономике, социальной сфере. Люди стали плохо жить, намного хуже, чем когда бы то ни было. Морально-психологическая атмосфера в стране была осложнена до крайности, межнациональные конфликты стали обычным явлением, разрушался Союз Советских Социалистических Республик, происходили неуправляемые процессы. И все это Горбачев выдавал за перестройку. То она на «крутом повороте», то на «особом переломе», то перестройка «вступила в этап серьезных испытаний» и так далее.

Ну что сказать, после войны я помню только один случай, когда не было хлеба — в период Хрущева. При Горбачеве снова не хватало хлеба. Причем где? В столице. После войны я не помню ни одного случая, чтобы не было табака. В перестройку, видите ли, пытались давать объяснения. Какие могут быть объяснения, скажите, пожалуйста? Ведь мы прежде производили значительно меньше табака, чем в перестройку, но кризиса не было.

В перестройку в стране осложнились межнациональные отношения. Горбачев и другие пытались все свалить на прошлое, на Сталина, на период «застоя», но никто не говорил о том, какие ошибки были допущены за годы горбачевского правления, хотя ясно, что все межнациональные конфликты связывать только с прошлым — это необъективно и нечестно. В период Сталина и позже были, конечно, ошибки, но если уж определять, когда и сколько их было, то в годы перестройки их было гораздо больше…

Горбачев все время противоречил сам себе. В докладе, которые он сделает в начале 1990 года на Пленуме ЦК, он будет довольно долго (хотя сам доклад был небольшой) говорить о событиях в ИКАО. И снова ничего ясного не скажет, кроме того, что ему, видите, теперь стало окончательно понятно, что вопрос об ИКАО должен решаться при целостности Азербайджана (отметим, что Горбачев даже название республики ни разу в своих публичных выступлениях за все годы перестройки не назвал правильно: он говорил «Азебарджан». — Ф. Р.). Ну а почему об этом два года назад не было сказано, спрашивается? Значит, тогда он занимал позицию другую, среднюю: ни вашим — ни нашим, идите и деритесь, кто кого побьет — разве так можно? Если это федерация, союзное государство — значит, союзное государство должно было сразу выразить свое мнение. Вот еще ошибка в национальной политике. Только не надо забывать, что до перестройки никаких проблем между армянами и азербайджанцами в Закавказье не было: за 14 лет работы на посту первого секретаря ЦК КП Азербайджана я каждый год, иногда не один раз, бывал в Нагорном Карабахе, и ни один человек из этой автономной области не ставил передо мной вопрос о том, что ИКАО нужно вывести из состава Азербайджана и передать Армении. Никто, понимаете?! Отдельные националистические настроения были в Армении, там кое-кто вынашивал такие планы, но они не были поддержаны населением НКАО…»

Между тем отставка Алиева еще сильнее накалила атмосферу в Закавказье. Как утверждают многие специалисты, если бы Горбачев оставил Алиева в Политбюро и отправил его в Карабах, то будущей трагедии могло бы и не быть. Но Горбачев предпринял другой вариант: избавился от Алиева, зато приблизил к себе Георгия Шахназарова (он стал его помощником именно тогда) и принял у себя представителей Армении — журналиста Зория Балаяна (ярого националиста) и поэтессу Сильвию Капутикян. Азербайджанскую сторону Горбачев выслушать не захотел. Как выразится чуть позже известный дипломат Валентин Фалин относительно позиции Шахназарова: «Квинтэссенцией его идей было следующее: цена свободы — развал Советского Союза».

Отметим, что не меньшая радикализация политической ситуации происходила и в другой кавказской республике — Грузии. Как пишет политолог Б. Колоницкий:

«Перестройка предоставляла для оппозиционных сил Грузии особые возможности. Традиции допустимого антиимперского фрондирования позволяли местным диссидентам поддерживать особые связи с республиканской советской элитой, включая и известную часть номенклатуры. Движение в защиту национального языка и возрождение влияния грузинской церкви укрепляли авторитет местных диссидентов в самых разных широких слоях общества. Наконец, в некоторых ситуациях их могли поддержать деятели «теневой экономики». Ни в одной другой советской и постсоветской республике воздействие вхождения диссидентов в политику, а затем и во власть не было столь впечатляющим».