Когда поток жалоб из Узбекистана превысил все мыслимые нормы, Москва создала специальную прокурорскую группу, которая должна была проверить обоснованность этих жалоб. О результатах этой проверки вспоминает один из ее участников — Виктор Илюхин:
«Поданным проверки, следователи часто изымали из материалов дела документы, противоречащие версии следователей. Когда «продиктованные» следствием показания очевидно расходились с реальностью, они оперативно пересматривались. Так, по схеме Гдляна подполковник милиции Очилов должен был давать взятку первому секретарю Кашкадарьинскому обкома Гаипову (весной 1985 года он покончил жизнь самоубийством прямо на глазах у следователей, которые пришли его арестовывать. — Ф. Р.). После того, как Гдлян показал ему постановление на арест отца и сына, Очилов согласился дать любые показания. Но при допросе Очилова следователем Ковеленовым выяснилось, что Очилов, «передавший взятку» ко дню рождения Гаипова, не знает, когда тот родился. Пришлось идти к Гдляну. По воспоминаниям Очилова: «Гдлян в присутствии нас позвонил управляющему хозяйственной частью ЦК КП Узбекистана и у него узнал дату рождения Гаипова». То же самое рассказал и следователь Ковеленов: «Когда я стал выяснять у Очилова дату рождения Гаипова, то он ее не знал, и я не знал. Тура постоянно говорил мне, что давал показания под диктовку Гдляна и Иванова. Тогда я и Очилов пошли к Гдляну, который в присутствии нас позвонил в ЦК КП Узбекистана, выяснил дату рождения Гаипова и сообщил мне»…
После того, что мы выявили в делах Гдляна, хочется спросить его защитников, так рьяно оправдывавших творившееся беззаконие ссылкой на поговорку «Лес рубят — щепки летят»: где здесь лес, а где щепки? Рубили невиновных, они оказывались «лесом», а щепками были преступники. Это ли не репрессии, которые сродни произволу 30-х годов? Это был страшный психологический и физический пресс на арестованных, на задержанных. Прибегая к нему, как и в 30-е годы, заставляли родителей «изобличать» своих детей, а тех, наоборот, родителей. И делалось это вопреки существующему запрету на принуждение в даче показаний… Как и в 30-е годы людям, измордованным в следственных камерах, сломленным психологически, потерявшим всякую сопротивляемость к обману и готовым пойти на любой оговор, подсовывали списки должностных лиц и требовали подписать на них ложные показания о даче взяток…»
Несмотря на многочисленные жалобы на действия Гдляна, его московские покровители не собирались отстранять его от руководства следственной группой. Поэтому, когда в декабре 1985 года член Политбюро Егор Лигачев приказал отозвать Гдляна в Москву, это распоряжение было в силе всего лишь несколько недель. После чего Гдлян вновь вернулся на прежнее место руководителя следственной группы. Видимо, «кавказское лобби» в Кремле было могущественнее даже члена Политбюро. Этим же объясняется и то, что в закавказские республики никаких «десантов» послано не было и при Горбачеве. Правда, в Грузии был арестован секретарь ЦК С. Хабеашвили, но в соседней Армении ни одного высокопоставленного коррупционера даже пальцем не тронули. Впрочем, как уже отмечалось выше, армян-взяточников и в Узбекистане также не привлекали к ответственности, опять же по негласному приказу из Москвы.
Тем временем в начале января 1986 года состоялся XXI съезд КП Узбекистана, который вывел из состава Бюро практически всех ближайших соратников Рашидова. Был заменен и 2-й секретарь ЦК Т. Осетров — вместо него Москва назначила 50-летнего Владимира Анищева. В 1979–1985 годах он трудился на посту 1-го секретаря Воронежского обкома, после чего стал инспектором ЦК КПСС. В марте 1985 года он был переведен в Узбекистан в качестве секретаря республиканского ЦК, а спустя почти год был повышен до должности 2-го секретаря. Из Москвы также был прислан и В. Огарок, который занял пост председателя Совета Министров Узбекистана и вошел в состав Бюро ЦК республики.
Все эти перестановки были не случайны и логически вытекали из той линии, которая направлялась из Москвы — линии на критику брежневского периода правления, который отныне был наречен «застоем». Эту линию оформил XXVII съезд КПСС, который состоялся спустя месяц после узбекистанского.
Между тем на последнем был нанесен удар не только по личности самого Ш. Рашидова, но и по годам его правления, которые новым руководством республики рисовались исключительно в темных красках. Чтобы читателю стало понятно, о чем именно идет речь, приведу отрывок из репортажа со съезда, который был опубликован в газете «Правда» и принадлежал перу журналистов Н. Гладкова и В. Кожемяко:
Читать дальше