Может быть, рискни капитан сесть при погоде чуть хуже минимума, удалось бы спасти человека. Врачи дежурили!
Но… 99 процентов — перевесили.
Посочувствуешь по-человечески тому капитану.
Еще пример.
Президент летит в Лондон. Погода в Хитроу явно хуже минимума. А Президенту очень надо попасть вовремя: давит протокол; ему никак нельзя улетать на запасной.
Представьте состояние экипажа: государственные интересы требуют нарушить летный закон. Капитан может не принять решения о посадке и уйти на запасной — его никто не упрекнет… но надо сесть!
Они сумели посадить машину, вышли из кабины в мокрых хоть выжми рубашках.
Кто чем рисковал? И почему экипаж — вымуштрованный, один из лучших в стране, персональный, президентский — нарушил инструкцию?
Так где же кончается инструкция и начинается человеческий фактор?
Может там, где высокие мотивы, государственные интересы заставляют сознательно нарушать несовершенный закон?
А может, там, где высокие мотивы, государственные интересы отступают перед тезисом «деньги плочены?» Или наоборот?
Вы хотели простых и ясных ответов на вопрос: почему людям стало страшно летать?
А я, пилот, старый капитан, пролетавший тридцать пять лет… не могу вам ответить.
Слишком, слишком сложна авиация, слишком неоднозначна, чтобы всю ее специфику втиснуть в строгие бараки инструкций, а по углам поставить вышки субъективного и объективного контроля и пулеметы санкций. Слишком много у авиации измерений против обычных «вперед-назад», «вправо-влево».
Говорят: рисковая работа, опасная. Верно. А пилоты что-то не шибко-то уходят на землю. Мало того: с какими усилиями, через какие только тернии не стремится списанный летчик восстановиться на летной работе! На какие только испытания и страдания не идет!
А некоторые потенциальные пассажиры, услышав, что пилоту приходится иной раз нарушать, что без этого никак не получается, что приходится принимать сложные, противоречивые, порой взаимоисключающие решения, — ничтоже сумняшеся предлагают: да бросай, РАЗ НЕ МОЖЕШЬ, уходи на землю!
«Раз не можешь» — что? Раз не можешь летать ПРОСТО, тупо следуя инструкциям, летать без отклонений и нарушений?
А ты, советчик, — можешь? На своей работе? Ревнитель.
Это наркоману любой может сказать: сделай над собой усилие и уходи из дури в нормальный мир — человеком станешь!
Так пилот и есть наркоман, но наркоман — особенный, наркоман-романтик. Он и клянет свою любимую, приносящую наслаждения и страдания работу, и не может без нового и нового укола яда Полета. Он иногда, по не зависящим от него обстоятельствам, не может строго и буквально соблюдать инструкции, хотя и хотел бы — как легко было бы тогда работать! — да проклятая летная жизнь иной раз заставляет выходить за рамки, как, к примеру, тот экипаж, что вез Президента…
ПРОСТО — в воздухе не летают. Воздух очень не прост. Да только ли воздух…
А главное — летчик НЕ МОЖЕТ бросить единственное дело, которому посвятил всю жизнь, единственное, которое его кормит — потому что ничего больше он делать не умеет — и не должен! После школы он принес свою душу в Храм Неба… он служит! А вы бросаете ему в лицо: да брось ты свою полетань… научись чему толковому.
Чему? Лучше штурвала для летчика ничего на свете нет… он и спал бы с ним… да и снится-то ему, в основном, что штурвал с самолетом улетел, а я, капитан, остался на земле… а пассажиры в самолете… как же это? И просыпаешься в холодном поту, и с облегчением вздыхаешь, что, слава Богу, это только сон… И так будет сниться до могилы.
А вы: «брось».
Вот эта ответственность за пассажирские души так въелась, что каждую секунду, сознательно и бессознательно, боишься, как бы без тебя не случилось чего с твоими пассажирами. Уж сны-то — самый показатель. Это подтвердит вам любой, абсолютно любой летчик, человек, очень хорошо понимающий, как важен для человека сон.
Это, кстати, и о рисках. Хроническое недосыпание летчика есть риск, а в двучленном экипаже — еще больший риск. Двучленный экипаж — соковыжималка здоровья. Но хозяин считает, что высокой зарплатой он пилотам этот риск и эту соковыжималку компенсирует. Так что — на том свете выспитесь, ездовые псы!
Сейчас летчиков не хватает. И не будет хватать. Им кинут хорошую кость, с добрым, сытным куском мяса, и еще заставят бежать за дополнительным, еще более вкусным куском. Но… работай, ездовой пес, солнце еще высоко! Давай-давай! Налегай!
Читать дальше