Геннадий Водолеев - Спецнужды и спецслужбы

При этом, упаси Господь, допустить даже в узком кругу друзей, даже спьяну злоречие в адрес спецслужб или их отдельных руководителей.

Так что, такого рода «зависимости» спецслужб скорее нерасторжимый договор сторон, при котором займопо лучите ль, на порядки превосходящий по своей мощи займодавца, в состоянии загнать его до смерти, таская за собой, как пустую консервную банку или порванный мяч.

Даже если глава государства успевает сместить опасных генералов спецслужб, это ничего принципиально не меняет в раскладе позиционных преимуществ, а является только некоторой отсрочкой, после которой тревожная диспозиция полностью восстанавливается.

Вот как, например, выглядела такая ситуация в случае с именитым шефом ФБР США Гувером, пережившим многих президентов на своём посту:

«Один вашингтонский телекомментатор попал в самую точку, сказав: «Президент объявил, что он собирается заменить Гувера. Однако Гувер пока не сообщил, намерен ли он заменить президента»». [1] Гривадий Горпожакс. «Джин-Грин — неприкасаемый», стр. 511. Издательство ЦК BJIKCM «Молодая гвардия», 1972 г.

Ещё круче в этом отношении стоял член Политбюро ЦК КПСС, Председатель Комитета государственной безопасности СССР Юрий Андропов, заменивший в нужный момент без особых усилий очередного генсека партии на свою персону. Благом это обернулось для дела или нет — вопрос совершенно иного плана.

О подобном своём неизбывном позиционном преимуществе знает не только генералитет спецслужб, но прочие их сотрудники, что в изрядной мере способствует формированию во всех их поколениях чувства собственного скрытого превосходства, которое в известное мере испытывает даже молодой лейтенант спецслужбы над седым армейским генералом. Не говоря уже о прочих штатских.

Именно это общекорпоративное чувство в изрядной мере сплачивает спецслужбу в некий особый неформальный орден, принадлежность к которому сильно возвышает человека в собственном мнении, завышает его самооценки. Что по законам психологии изрядно поощряет тщеславие человека, порождает элитаризм в разных его модификациях.

Убеждённость в своей особости, исключительности сотрудникам спецслужб придаёт и то обстоятельство, что никто и никогда ни в одном государстве не изничтожал спецслужбы, но только их всячески усиливал, множа ещё их специализацию.

Довольно частые реформирования в этом отношении ничего не меняют, только создавая на короткое время для высших руководителей обстановку непривычной нервозности из-за неуверенности в успешном продолжении карьеры.

Которую многоопытные генералы давно научились надёжно профилактировать весьма простыми и проверенными приемами: внешней демонстрацией лояльности первочиновникам государства, публичными клятвами верности им, дружным вставанием по стойке «смирно» при появлении вельмож, чёткими рапортами по уставу на официальных совещаниях и т. п.

Что же касаемо полной самостоятельности спецслужб в сферах своей профессиональной деятельности и вне их, то эти государственные институты следует отнести к категории высшей независимости.

Даже в тех редчайших случаях, когда начинаются расследования каких-то эпизодов деятельности спецслужб специально уполномоченным на то органом (парламентская комиссия, например) установить реальное положение дел невозможно и потому, что существуют законы о гостайне, об оперативной деятельности.

И потому ещё, что в спецслужбах не принято документировать наиболее деликатные указания, действия, мероприятия. А свидетельские показания даже бывших сотрудников, не подкреплённые неопровержимыми документами, имеют какое-то значение только для коллегии присяжных, если дело дойдёт до суда.

Но до суда такому свидетелю очень затруднительно бывает дожить. Тем более, что и самому суду, при рассмотрении подобных дел, проявить объективность и дотошность вряд ли позволят.

Какая может быть зависимость служб госбезопасности от, к примеру, министерства финансов — не перечислят причитающиеся бюджетные деньги?

Но такое не может придти кому-либо из министерских, включая главу ведомства, даже на сильно похмельную голову: спецслужбе уничтожить такого чина не труднее, чем ребёнку раздавить клопа (если здесь что-то и останавливает, то только труднопереносимая вонь).

Даже армейским военачальникам не придёт в голову мысль о применении своих бронетанковых или авиационных подразделений в противоборстве со спецслужбами. Потому, во-первых, что у последних тоже есть свои военные подразделения специального назначения (и специальной обученности и оснащения).