Итоги Итоги: Итоги № 14 (2013)

Нерукопожатные

/Искусство и культура/Художественный дневник/Книга

Вышел в свет новый роман Максима Кантора «Красный свет»

Художник, публицист и прозаик Максим Кантор всегда стремился идти поперек литературного и политического мейнстрима. В книге «Учебник рисования» он попытался поставить к позорному столбу немалую часть творческой интеллигенции. Кантор утверждал, что в постсоветские времена она выполняет политический заказ новой власти так же исправно, как в советскую эпоху заказ власти старой. Тогда многие обиделись. Оценки канторовского двухтомника колебались в диапазоне от «литературного фиаско» до «главной книги десятилетия». Дело было, скорее всего, не в содержании сказанного, а в самом желании коснуться того, о чем рассуждать публично было не принято. Между тем главная задача «Учебника» заключалась не в срывании масок, а в том, чтобы вскрыть «экономический базис» актуального искусства. Именно такое прочтение сам Кантор предлагал в интервью, слегка гиперболизируя свои намерения и соотнося книгу с традицией Марксова «Капитала». При большом желании во всем этом можно было усмотреть определенную прозорливость: два года спустя, в 2008-м, на волне кризиса левые идеи вновь вошли в моду.

Начатую линию Кантор продолжал и в период работы модным колумнистом в журнале «Сноб». Постепенно это привело его к разрыву с либеральной редакцией. Но при этом трудно было не заметить, что в буржуазном жанре интеллектуального глянца писатель в общем чувствует себя неплохо. Считать ли это допустимой мимикрией, хитроумным подрывом дискурса или изменой левой идее, пусть всяк решает сам.

В новой книге Кантор движется ранее намеченным курсом. «Красный свет» открывается сценой банкета у французского посла, наполненной едкой иронией по поводу феномена «рукопожатности». В компании издателей, олигархов, политиков и модных адвокатов (кто хоть одной ногой вхож в тусовку, легко вычислит их реальных прототипов) вдруг оказывается никому не известный следователь Петр Щербатов в сереньком пиджаке. Он пришел не затем, чтобы кому-то предъявить обвинение. Он лишь хочет пообщаться со светской публикой. Но при этом позволяет себе ставить под сомнение некоторые общепризнанные истины: например, что Ленин был немецким шпионом и что среди тех, кто отправился на лесоповал в 30-е (включая старых большевиков), шпионов не было вовсе... Бомонд взрывается праведным гневом и буквально выстраивается в очередь, гротескно протягивая руки гражданину следователю — для наручников, а не для рукопожатия.

Подобных эпизодов в книге хватает. Кантор в очередной раз демонстрирует свое умение попадать в нервные узлы и болевые точки интеллигентского сообщества. Что в принципе немудрено, учитывая огромное количество исторических комплексов и фобий, которые отличают российского «профессионального интеллигента» от среднеевропейского интеллектуала (впрочем, на эту тему уже высказывались многие, начиная с авторов дореволюционных «Вех»). В то же время автор постоянно ныряет в исторические экскурсы, опрокидывая ряд сомнительных общих мест из школьных учебников и проводя смелые, а порой и рискованные аналогии. Его взгляд путешествует из эпохи франко-прусского противостояния в 1940-е, из сороковых в 90-е и нулевые и снова назад, к Отто фон Бисмарку, Наполеону и Фридриху Барбароссе. Кто-то посетует на жанровую и не только пестроту этого романа-эссе объемом более чем 1500 страниц (кстати, это лишь первая часть намеченной трилогии). Но тут все дело не в литературной форме, а в концептуализации. Именно тяга к ней роднит автора, как ни странно, с Виктором Пелевиным, который тоже выпустил новый роман. Но с той существенной разницей, что всероссийский гуру и акын оперирует «триповыми» фантазиями, а Максим Кантор — историческими фактами и наблюдениями за жизнью российского общества в последние 20—30 лет.

Интересно, вызовет ли новая «пощечина» такую же реакцию, как предыдущая семь лет назад. Ведь когда социальной диагностикой занимаются пусть хорошие, но все же сериалы, а на смену салонным скандалам приходят пляски на амвоне и прочий запредел, литератор оказывается перед трудной задачей. Если он решается на прямое высказывание, ему приходится громко кричать, чтобы обратить на себя внимание. Книга Кантора провокационна по сути, но не по форме, и вместе с тем интеллектуальна. Сможет ли сегодняшний читатель извлечь на свет канторовский месседж или отреагируют лишь те, о ком «Красный свет» написан, мы скоро узнаем.