Александр Наумов - Спецзона для бывших

– Вы пытались доказать, что все происходило иначе?

– А бесполезно было доказывать. Еще в ходе следствия было предвзятое отношение следователя. Я до двадцати пяти лет жил с родителями в Таджикистане. А потом, когда русских там стали притеснять, наша семья переехала в Россию. И вот следователь мне говорила: «Ну ты же жил в Таджикистане, там на каждом углу выращивают гашиш. Ты же знал, что вез в банках!» Я отвечал: «Нет, не знал».

– На сколько лет вас осудили?

– На семь.

– Говорят, зона тоже чему-то учит.

– Если человек сам этого захочет. В колонии я самостоятельно стал изучать немецкий язык. Есть хорошее выражение: сколько языков знаешь, столько и жизней живешь. Я выписал нужную литературу, стал набирать словарный запас и совершенствовать грамматику. Потом ко мне подошли двое других осужденных и предложили провести несколько занятий для них. Я обговорил с администрацией идею создать в колонии секцию по изучению немецкого языка. Мне разрешили. Выделили помещение. Я запланировал занятия на год. К концу года я с ребятами в отряде на бытовом уровне уже разговаривал по-немецки.

– Зачем это нужно в колонии, где все остальные осужденные говорят по-русски?

– У нас это языковая практика. А для чего… когда записываются ко мне в группу, то первоначально пишут заявление, которое визируют в администрации колонии. И в заявлении указывают причину желания освоить чужой язык. Одни пишут: «Для общего уровня развития». Другие пишут: «После отбытия наказания хочу эмигрировать в Германию».

– Сколько человек занимается в вашей секции?

– Я когда первую группу набрал, у меня было четырнадцать человек. А сейчас набрал вторую группу – двенадцать человек.

– И сколько же из них хотят потом уехать из России?

– Ну… есть такие. В колонии ведь сидят самые разные люди. Одни попали сюда совершенно случайно, другие – заслуженно. Есть и третьи, о которых можно сказать, что им даже мало дали – надо было бы больше дать. Но не мне судить, я сам – осужденный. И высказываю свое мнение только из собственных наблюдений, не имею на руках приговоров, по которым осудили этих людей. Я могу привести пример, когда один осужденный попросил меня прочитать материалы его уголовного дела, которые он хранил у себя в ксерокопиях. И он попросил меня потом высказать свое мнение. Я прочитал. И удивился, как в его деле было много путаницы и даже подтасовок. Он сам тоже из Подмосковья. Работал в милиции. С тремя друзьями поехали на природу. По пути заехали в какую-то деревню. И там они якобы ворвались в магазин, связали сторожа и якобы похитили продукты и водку. Причем в приговоре было написано: «Прямых доказательств вины нет, но суд считает, что данный факт мог иметь место».

– В вашем отряде есть телевизор?

– Да, в помещении воспитательной работы.

– Сериалы про ментов смотрите?

– Просто я влез не в свое дело, – ворошит прошлое осужденный Р. – Эту дискотеку организовала фирма «Г. и компания». Десять процентов акций этой компании принадлежали областному прокурору. На этой дискотеке можно было купить любой наркотик.

– А вы тут при чем были?

– По роду своей работы я составлял справки о том, что было задержано столько-то сбытчиков наркотиков.

Осужденный Р.

– Родился я в городе Кургане. Там окончил школу. И пошел работать в милицию. В 1995 году я перевелся в центральное РОВД города Челябинска. Работал сначала по линии угона автотранспорта, а затем по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. В 1998 году перевелся в областное управление, где курировал линию по борьбе с синтетическими наркотиками, то есть героином, кокаином и другими видами наркотиков. Конкретно работал по проведению оперативных разработок на дискотеках, в барах, ночных клубах. Наша работа заключалась в выявлении лиц, сбывавших наркотики. Информации было много, не хватало только времени полностью обработать всю информацию.

– Крупные дела у вас были?

– Таких дел было много. Незадолго до моего ареста мы взяли группу таджиков, у которых изъяли пять килограммов героина и четыре с половиной килограмма гашиша.