Отар Кушанашвили - Я и Путь in… Как победить добро

Потому что в эпоху, когда фото нелепого, явно недолюбленного Удальцова публикуются во весь рост, а Снежкин снимает не по Булгакову, а парафраз на песни группы «Рефлекс», может быть и, скорее всего, Ирина Пороховщикова была одной из немногих, кто помнил, что Любовь – это точка, в которой древо жизни выходит из земли.

Много лет назад, когда я работал на радиостанции, Александр Шалвович, объясняя невозможность прийти на интервью, тихо сказал мне в трубку: люди добрые, беда: Ирочка заболела! Сказал он это голосом, заставившим меня, а не его, извиниться за доставленное неудобство.

Люди погрузились в атмосферу одинокого существования, и я бы на вашем месте не очень в слова социум и общность, когда талдычат про митинги.

Там лирическая составляющая – самая существенная: люди одиноки, они не понимают строк, подходящих Пороховщиковым: так долго вместе прожили, что вновь второе февраля пришлось на вторник…

Какая высота в отношениях взята этими, как будто специальными людьми! Такая, что кажется, будто себя с ними невозможно соотнести.

Мой наставник, однажды вызволивший из большой беды, так и говорит моей «Комсомолке»: «Меня на этом свете держит Нелли!»

Мой товарищ Расторгуев уверен, что его спасла Наташа… Невозможно соотнести? Но мы ведь даже не пробовали, занятые собой! У Пороховщиковых была, есть и будет одна дверь на двоих, створки этой двери не распахивались врозь, по тому же Бродскому, и Ирина, убоявшись, что теперь останется одна, прошла их насквозь и, рыдая, черным ходом в будущее вышла.

Ждать своего Сашу. Светлая, светлая память.

Отар Кушанашвили: «Нет более убедительного довода, почему, если начинаешь употреблять наркотики, тебе конец, чем разможженная голова Насырова на асфальте, а ведь накануне мы четыре раза за ночь дилера вызывали. Утром я выходил из комнаты и шел по коридору, держась за стенку, – Мурат казался мне каким-то дьяволом или хоббитом, я начинал медленно сходить с ума…» Разменявший недавно пятый десяток Король скандала сегодня более востребован в Украине, нежели в России, где очень многих успел обидеть и до сих пор не прощен.

Мегахаризматичный Отар Кушанашвили не всегда был скандальным и эпатажным – в 14 лет отчаянно мечтавший поступить на журфак Тбилисского университета кутаисский паренек из простой и к тому же большой (девять детей!) семьи слал письма Льву Анненскому, Юрию Щекочихину и Станиславу Рассадину – самым известным авторам «Литературной газеты»: а вдруг ответят?

Ответили. Более того – заметили и заинтересовались. По словам Отара, Щекочихин, в него поверивший, все время подталкивал к переезду в Москву и настраивал юное дарование на серьезную, умную публицистику: «Прошу тебя, только не дешеви!», но, разрываясь между желанием выжить в огромном чужом городе, где никто его, конечно, не ждал, и стремлением оправдать надежды своего крестного отца в журналистике, Кушанашвили сделал выбор, который считал единственно возможным…

Дмитрий ГОРДОН

Увидев Отара в программе «Акулы пера», Щекочихин вовсе не обрадовался – наоборот, разразился упреками: «Своей отвратительной манерой поведения ты заражаешь многих молодых людей – ты за этим приехал в Москву?» От шокирующего, провоцирующего, но совершенно нового, непривычного явления в российской журналистике открестился и Станислав Рассадин, признавшись в одной из статей: «В этом омерзительном парубке, атакующем приличных людей неприличными вопросами, я с трудом узнал чудного юношу из Кутаиси, который писал мне наивные, полуграмотные, но полные огня письма. Настала эпоха перевертышей, и я сожалею, что имел с ним контакт».

«Я пережил нервный срыв, меня долго откачивали», – вспоминает Отар, и иногда кажется: ему действительно жаль, что популярность и благосостояние пришлось зарабатывать с помощью маски Мальчиша-Плохиша, которая приросла к лицу на долгие годы и без которой Кушанашвили уже не представляют (а главное – не хотят представлять!) ни зрители, ни читатели, ни телепродюсеры. Не избавившись от маски вовремя, человек становится ее пленником, заложником, привыкает ей соответствовать, и постепенно они меняются местами: уже не маска работает на хозяина, а он на нее – без надежды изменить ситуацию.