Литературка Литературная Газета: Литературная Газета 6416 ( № 20 2013)

Иногда лучше ошибиться, чем стать невольным пророком. В "ЛГ" было множество публикаций о ситуации в писательском Переделкине, которое в результате переворота в стиле «маски-шоу» в Международном литфонде стало спорной территорией. Возникший правовой вакуум не мог не сказаться на хозяйственной стороне жизни Городка писателей. Сиротливая заброшенность уникального исторического места бросается в глаза многочисленным культурным паломникам, литераторам со всего мира и просто почитателям русской советской литературы. Покосившиеся заборы, хлипкие строения, заросшие бурьяном участки - всё это должен бы поддерживать, ремонтировать и реконструировать некогда могущественный, а теперь раздираемый склоками и судебными тяжбами Литфонд, претендующий на звание полноправного хозяина Переделкина. Но хозяева так себя не ведут! В ближайших номерах «ЛГ» мы опубликуем уникальные документы, проливающие свет на истинные мотивы претендентов на общеписательскую собственность. А раньше мы неоднократно предупреждали, что эта тотальная бесхозяйственность чревата трагедией. И трагедия грянула!

Ветхие дачи – многие ещё довоенной постройки – с некоторых пор с удивительной последовательностью стали гореть, как свечки. Только в этом году случилось уже три пожара. Полгода назад дотла сгорела дача, которую занимали два фронтовика – Артём Анфиногенов и Анатолий Рыбаков. Чудом не пострадали внуки и соседи А.З. Анфиногенова! Но в огне погиб архив А.Н. Рыбакова – рукописи, письма, бесценная библиотека военных мемуаров, которую Анатолий Наумович собирал всю жизнь. Казалось бы, президиум МЛФ просто обязан был сделать серьёзные выводы, просить соответствующие органы провести тщательное расследование. Увы! Никто не озаботился даже элементарной противопожарной безопасностью. Ответственность руководители Литфонда взвалили на этих самых малолетних внуков. По их мнению, всё произошло оттого, что семья боевого лётчика Анфиногенова вовремя не съехала с дачи после его смерти. Интересная логика! А кто же должен следить за соблюдением норм, прописанных в Положении о Городке писателей? Детишки, якобы разведшие костёр на веранде?

В ночь на 9 Мая, когда страна готовилась отмечать очередную годовщину Великой Победы, на переделкинской даче заживо сгорел писатель, литературовед, учёный-исследователь, историк литературы с мировым именем Олег Михайлов. Дача эта по мистическому совпадению – или странной закономерности – находилась буквально в 100 метрах от рыбаковской.

Год назад мы поздравляли Олега Николаевича с 80-летием и говорили о том, как много сделал писатель и учёный. Ведь Михайлов фактически спас от забвения литературу первой волны эмиграции. Истовый пропагандист творчества Бунина, крупнейший специалист по литературе русского зарубежья, он смог осуществить первые советские издания И. Шмелёва, А. Аверченко, Тэффи, Е. Замятина, В. Набокова, Д. Мережковского. Каких трудов и нервов Олегу Николаевичу это стоило, сейчас уже трудно представить. Молодые невежественные журналисты, в праздничные дни отписавшиеся по этому ужасному событию, перепутали всё, что возможно. Михайлов не мог переписываться с Буниным, который покинул бренный мир, когда Олег был второкурсником МГУ. Но он был осчастливлен дружбой и благосклонностью вдовы нобелевского лауреата – Веры Николаевны. Свято хранил её письма и подарки – переписку И.А. Бунина и М.И. Цветаевой. С гордостью показывал друзьям письма Б. Зайцева, епископа Иоанна Сан-Францисского и его сестры – Зинаиды Шаховской, многих других писателей-эмигрантов. У Михайлова была уникальная библиотека старинных изданий, огромное собрание книг с автографами классиков. От этого теперь не осталось и следа. Потрясённые соседи смотрели, как в пламени исчезают сокровища Олега Николаевича, как драгоценные фолианты, догорая, дышат страницами, точно рыбы, выброшенные из воды. Михайлов хранил архив на даче, как и А. Рыбаков, думая, что здесь надёжнее сберечь то, чему он посвятил жизнь.

Продолжение темы в статье "Шолохов здесь не проходил"

Мы любили босыми

Ступать по земле,

По мягкой, дымящейся, милой земле.

А где? В Абиссинии?

Или в Мессине?

В Гаване? В пустыне?

В рязанском селе?

Мы - люди.

Мы любим ступать по земле.

Мне турок – земляк. И монгол, и поляк.

Земляк по мозолям, по миру – земляк.

И мы не позволим коснуться земли