«Пожарный извещатель 2188 — второй сигнал пожарной тревоги. Брук-авеню и 138-я улица», — вопят радиопередатчики в машинах. Капитан 48-й команды запрашивает диспетчера, выезжать ли им по этой тревоге. По радио следует ответ, что 48-й команде надлежит выезжать по следующей тревоге, и рвущиеся в бой пожарные 48-й команды разочарованы.
Подтаскиваю рукав к машине. Ребята из 31-й и 48-й команд помогают нам разъединить его, опорожнить и скатать.
— А что там? — спрашивает кто-то у Валенцио.
— Жилой дом горит, — отвечает он. — Большой ли пожар, я не расслышал. Но похоже, горит вовсю.
Винни Ройс стоит на тротуаре напротив здания, которое мы только что потушили. Его мокрые рукавицы лежат на крыле чьего-то автомобиля; прежде чем приступить к упаковке рукавов, он пытается хоть немного прийти в себя. Все мы изнываем от жары, взмокли от пота, но Винни только что помогал Биллу Валенцио отсоединять шестидюймовый рукав от гидранта, и это окончательно выбило его из сил. Наконец, Винни начинает стягивать с себя тяжелую брезентовую робу, и вдруг рядом с ним — всего за полшага — сверху с грохотом падает урна для мусора. Еще немного — и угодила бы в него. Винни прячется в ближайшем подъезде. Люди, толпившиеся на улице, разбегаются, дети спрыгивают с машины и со всех ног бегут по переулку. Улица, застроенная по обеим сторонам шестиэтажными жилыми домами, — точно ущелье. Глаза всех сразу же устремляются к крышам.
— БЕРЕГИСЬ! — кричит Бенни Кэррол и прячется под козырек подъезда, где уже укрылся Винни. Сверху обрушивается град двухдюймовых железных гаек. Одна из них вдребезги разбивает ветровое стекло пожарной машины. Трое полицейских по одному ныряют в подъезды ближайших домов. Некоторые ребята из пожарных команд бегут вслед за ними — надо обыскать крыши. Одна из гаек отскакивает от машины и падает рядом со мной. Я поднимаю ее и бегу в укрытие, туда, где стоят Бенни и Винни. Гайка напоминает отпиленное колечко от ножки старинной школьной парты. Кладу гайку в карман и вспоминаю о своем дядюшке Томми, как он вернулся из Германии в 40-х годах и в карманах у него было полно стреляных гильз.
Полицейские и пожарные из 31-й и 48-й команд возвращаются. Неизвестные, находившиеся на крыше, скрылись — либо в квартире у знакомых, либо, спустившись по пожарной лестнице, у себя дома, либо же, уйдя по крышам, преспокойно выбрались где-то на улицу. Кто бы они ни были, им удалось уйти от расплаты — как и в прошлый раз, когда случилась такая же история. И в следующий, с горечью думаю я, удастся, наверно, тоже.
Возвращаемся на улицу, осматриваем сброшенную с крыши урну. Она лежит на боку, в ней было полно золы. Боже, думаю я, а если бы Винни погиб, неужели их тоже так и не поймали бы? Ведь это была явная попытка убийства, правда, случилось так, что никто не пострадал, никто даже не был ранен, — так что оснований для серьезной тревоги вроде и нет. Но душа у меня горит. Полная урна золы! А Винни все еще не может прийти в себя. Он тихонько покачивает головой. И какой парень — загляденье! Ирония судьбы: Винни, потушившего больше пожаров, чем любой из нас, едва не убила урна с золой.
Лейтенант Уэлч вызывает дополнительный наряд полиции. Укладываем рукава в машину, а сами все глядим вверх. В переулок с воем врываются три полицейские машины, теперь мы чувствуем себя немного увереннее. Рукава уложены, и мы, поглядывая на крыши, выезжаем с Фокс-стрит. Вот и все. Вернемся в депо, лейтенант Уэлч доложит о происшествии, и делу конец. Может быть, пожарные инспектора позвонят по телефону, захотят получить более подробные сведения для своего отчета. Но никого не пошлют на Фокс-стрит, чтобы по-настоящему допросить свидетелей. Слишком хлопотно, ведь обошлось без жертв. Но я лично думаю, что если бы на месте пожарного Ройса оказался мэр Линдсей, злоумышленники, сбросившие с крыши урну для мусора, сегодняшнюю ночь провели бы за решеткой.
По дороге в часть получаем приказ следовать на Бостон-роуд и Сиберри-плейс. Но 45-я команда прибыла туда раньше нас и передает нам сигнал: 10—92 — ложная тревога. Возвращаемся в депо, бегу на второй этаж, к воздушному кондиционеру. Снимаю рубашку, растираю руки и грудь махровым полотенцем. Вынимаю из шкафчика чистую рубашку. Разворачивая тщательно отглаженные рукава, думаю о жене. Думаю о своих детях и о детях на Фокс-стрит, облепивших пожарную машину. Думаю о том, как в юности сидел под дождем на ступеньках нашего крыльца - лень было подниматься по лестнице домой и нечем было заняться. Думаю о школьных партах, падающих с неба; о лютиках, которые мы вместе с моими мальчиками рвали на пологих зеленых холмах; о том, как мы гуляли с милой моей женой в тихую звездную ночь; как я разговаривал с красивой проституткой на Фокс-стрит. Надо бы помыться, но в свежей рубашке я чувствую себя почти чистым.
Читать дальше