Журнал Q - Журнал Q 08 2011

Шинель и шлем. Он принял их

Как первый комиссар.

Перо. Его он в руки брал

Подписывать декрет.

Часы. По ним он узнавал,

Когда идти в Совет.

Мы видим кресло Ильича

И лампу на столе.

При этой лампе по ночам

Работал он в Кремле.

Здесь не один рассвет встречал,

Читал, мечтал, творил,

На письма с фронта отвечал,

С друзьями говорил.

Крестьяне из далеких сел

Сюда за правдой шли,

Садились с Лениным за стол,

Беседу с ним вели.

И вдруг встречаем мы ребят

И узнаем друзей.

То юных ленинцев отряд

Пришел на сбор в музей.

Под знамя Ленина они

Торжественно встают,

И клятву Партии они

Торжественно дают:

«Клянемся так на свете жить,

Как вождь великий жил,

И так же Родине служить,

Как Ленин ей служил!

Клянемся ленинским путем -

Прямее нет пути! -

За мудрым и родным вождем -

За Партией идти!»

Лида влюбилась в Олега с одного взгляда. Сколько лет были знакомы! (То есть, конечно, точнее — два года были знакомы.) Сколько раз встречались на теннисных кортах! А влюбилась Лида внезапно. В метро. Она стояла выше Олега на одну ступеньку для того, чтобы быть с ним одинакового роста, и, смеясь, стряхивала снег, чудесный, сухой, искристый январский снег, сначала со своего синего пальто, потом с каракулевого воротника Олега. В этот момент Олег повернул голову, молча взглянул на Лиду. И Лида влюбилась. Олег вдруг показался Лиде очень красивым: его небольшие серые глаза блестели, тонкие губы — да, они тоже были красивы!..

В метро надо было прощаться. Олегу ехать к станции «Сокол», а Лиде — к «Площади Революции». Обычно, прощаясь, они говорили: «Когда в следующий раз играем?» Или: «Позвони, когда узнаешь, с каким счетом Дмитриева выиграла у Преображенской!» Или: «Смотри не схвати двойку на экзамене, а то на сбор не попадешь!» Обычно... Но на этот раз Лида ожидала от Олега каких-то совершенно особенных слов. Они были произнесены.

— Я очень прошу тебя пойти со мной в следующую субботу на «Лебединое озеро», — сказал Олег.

Лида уже видела этот балет. Но что-то особенное таилось в голосе Олега, в его взгляде, в пожатии руки. Это важное, особенное было, очевидно, заметно не только Лиде, но и всем вокруг. Во всяком случае, на лице у дежурной по эскалатору мелькнула улыбка. А пожилой гражданин, зацепившись портфелем за ракетку Олега, буркнул:

— Тут не место любезничать с барышней!

На другой день весь первый курс Менделеевского института уже знал, что Голубева собирается в следующую субботу в Большой со своим партнером по теннису, студентом Института иностранных языков Олегом Щербининым. Лида не была болтушкой. Просто в понятие «личная жизнь» у нее входили и сданный зачет, и выигранная или проигранная встреча на теннисном корте, и любовь к Олегу. А в понятие «семья» укладывались и тетка, и товарищи по «Спартаку», и однокурсники по институту. Впрочем, тетке Лида сказала про театр в последнюю очередь и, конечно, ни словом не обмолвилась о том, как она, Лида, относится к Олегу.

Лида жила теперь с теткой. Мама умерла в прошлом году, как раз перед Лидиными вступительными экзаменами в институт. Почти накануне смерти, в больнице, мама сказала врачу:

— Вот дочка моя... Мечтает в химический... Там со спортом хорошо.

И Лида видела и понимала, что это мама так пошутила, хотела пошутить. И Лида засмеялась, для того чтобы маме было приятно. А тетка заплакала. Тогда мама рассердилась и прошептала:

— Зачем реветь? У девочки экзамены!

И Лида тоже рассердилась на тетку и сказала:

— А экзамены я все равно сдам!

И тут вдруг мама не нарочно, а совсем по-настоящему улыбнулась. И Лида услышала почти обычный, с веселыми звоночками мамин голос:

— Вот, вот, ты рассердись как следует. И сдай!..

Ни Лида, ни тетка так и не догадались, почему Лидина мама улыбнулась. То ли она обрадовалась тому, что дала Лиде в наследство сердитую нелюбовь к беде и несчастью, то ли приближавшаяся смерть показалась маме до смешного нелепой по сравнению с Лидиными экзаменами, с Лидиным спортом, с больными, которые ожидали ее, своего участкового врача, — словом, по сравнению со всей обыкновенной и прекрасной жизнью... На похоронах и потом, в опустевшем, как будто сразу потемневшем доме, Лида сквозь слезы все видела улыбающееся мамино лицо.