Олег Мороз - Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина

Ни о «Меморандуме Бурбулиса», ни вообще о том, что происходит в окружении Ельцина, ни о его готовящемся историческом выступлении на предстоящем съезде российских нардепов мне, как и большинству россиян, естественно, не известно. В этом неведении меня интересует главным образом один вопрос: когда же наконец, черт возьми, кончится это топтание на месте? После августовского путча прошло уже два месяца. И вот, вместо того, чтобы принять какие-то энергичные меры, поставить страну на твердые рельсы, взять какой-то новый курс, Ельцин чуть не два месяца «расслаблялся» в Сочи. Страна между тем летит в тартарары… Я пытаюсь добиться от Бурбулиса, в то время, пожалуй, одного из самых близких к президенту людей, хоть сколько-нибудь вразумительного ответа на это мое – да и не только мое – недоумение. Однако Бурбулис отделывается общими фразами.

Я:

– Чем объяснить, что после блистательной августовской победы произошел столь же блистательный сентябрьско-октябрьский провал? Я имею в виду почти двухмесячное беспомощное переминание российского руководства с ноги на ногу перед порогом реформ, на фоне стремительно ухудшающегося положения в стране.

Бурбулис:

– Хотя я и не оцениваю последние два месяца как блистательный провал, я понимаю, что неудовлетворенность этим периодом очень сильна…

Я:

– Вон под вашими окнами люди стоят с плакатами: «Ельцин, действуй смелее!» Это сегодня у всех на устах.

Бурбулис:

– Пауза была необходима, чтобы осознать принципиальную новизну ситуации. Надо было выработать новую стратегию. Сегодня она выработана. Главное ее содержание – радикальные реформы. Не приступать к этим реформам мы сегодня не можем.

Я:

– Вы хотите сказать, что выработать эту стратегию нельзя было быстрее, чем за два месяца? Так ли уж необходимо было Ельцину уходить в отпуск в столь критический момент? Одни говорили, что он пишет книгу о путче, другие – что он играет в теннис… Это в то время, как все рушится и летит к чертовой матери.

Бурбулис:

– Я считаю, что это было оправданно. Была острейшая необходимость сменить обстановку. «Отпуск» позволял Борису Николаевичу определить новый курс и как раз покончить с этой затянувшейся паузой.

Я:

– Но все-таки политик, руководитель страны, наверное, должен принимать решения, в том числе и по каким-то основополагающим вопросам, достаточно оперативно. Это же политик, а не философ. Что было бы, если бы во время путча Ельцин удалился для размышлений на гору Афон? В конце концов, то, что надо делать, было ясно давно…

Бурбулис:

– Да, стратегические задачи и цели были ясны, но в каких конкретных формах их решать и добиваться, – над этим пришлось до последнего времени думать.

Я:

– Вот здесь, в Белом доме, тепло, уютно, повсюду ковры лежат. Эта обстановка уюта, комфорта, довольства, спокойствия, конечно, не соответствует атмосфере растерянности, тревоги, смятения, которая там, за окном. Может быть, стоило бы здесь кое-где просверлить потолки, чтобы капало? Или выставить из двух хотя бы одну раму, чтобы поддувало? Может быть, тогда появились бы дополнительные стимулы действовать более энергично?

Бурбулис:

– Этот укор я не принимаю. Может быть, в будущем нам или тем, кто придет за нами, будет грозить этот «комфорт власти», однако сегодня он нам не грозит. Большинство из нас и прежде, и теперь напрямую связаны с реальной жизнью, той самой, которая, говоря вашими словами, там, за окном.

Грядет не только экономическая катастрофа. Происходит РЕАЛЬНЫЙ распад Союза. Республики почти все уже разбежались. «Предпредпоследней», 27 октября 1991 года, о своей независимости объявила Туркмения, которая долго, по какому-то хитроумному замыслу своего вождя Сапармурата Ниязова, будущего Туркменбаши, «отца» всех туркмен, тянула с этим.

«Зависимыми» остаются лишь Казахстан и Россия. Что касается Казахстана, ее президент Нурсултан Назарбаев до конца будет вести двойную игру – хотя он давно уже полновластный хозяин в своей республике, но в то же время на всякий случай будет подставлять плечо Горбачеву, который прилагает отчаянные усилия для сохранения Советского Союза.

Если же говорить о России, о ее невыходе из СССР – куда ж ей, собственно, выходить? Поднимать об этом вопрос было бы нелепо.

В принципе, наверное, здесь бы и можно уже было поставить точку: если почти все республики, входящие в состав страны, стали независимыми от нее, а о своем суверенитете вообще заявили все (настаивая при этом на верховенстве собственных законов над общесоюзными), то, по всем законам логики, страны больше нет. Однако каким-то непостижимым образом, хоть и в общипанном виде, страна все же продолжала существовать еще почти два месяца, причем все это время Горбачев вел яростную борьбу за ее спасение.