— Надо крепче держаться! — стоически произносит Кхам Фой, разбуженный очередным подскоком газика.
Лучше не дремать — граница совсем близко. Еще один вираж горной дороги. Газик тормозит. В темноте возникают тусклые, расплывчатые огоньки. Вот они становятся более четкими. Нет, это не светлячки — это фонарики, прикрытые ладонями. Слышатся тихие голоса.
Мы выскакиваем из машины. Полной грудью вдыхаю чистый горный воздух. Вокруг пахнет мокрой листвой. В наступившей тишине я слышу знакомый мне еще по джунглям Южного Вьетнама отчетливый шелест. Это шумит в ночи раскачиваемый легким ночным ветерком бамбук…
Голоса все ближе. И вот оно слово, которое я выучила еще на прежних ночлегах:
— Сабайди!
Я знаю, что нужно ответить:
— Сабайди, сахай! Здравствуйте, товарищи!
От пыли, что поднялась на дороге, пересохло в горле. Хочу взять из машины термос с чаем, но тут из темноты кто-то протягивает мне полную кружку горячего кофе. Посыпались вопросы на ломаном французском языке: как мы себя чувствуем, здоровы ли, не слишком ли устали? Знаю, как ответить:
— Котяй! Благодарю! Дилай! Очень хорошо!
В моем заграничном паспорте есть виза, скрепленная печатью с гербом, изображающим трех слонов. Но никто не собирается заглядывать в наши паспорта. И без того известно, что приехали долгожданные, приглашенные Патет Лао гости: первые журналисты из Польши, направляющиеся в освобожденные районы Лаоса.
Тем временем подъезжает еще один газик. Он тоже по самую крышу овит зелеными ветками. Оказывается, лаосские друзья ждут нас здесь уже два дня. Во второй машине поедет охрана — группа вооруженных бойцов Патет Лао. Спрашиваю: зачем столько людей, неужто лишь для охраны нашей машины?.. Ответ прост и лаконичен: надо считаться с возможностью проникновения сюда «специальных сил», состоящих на службе у Пентагона и ЦРУ США. Они довольно часто закладывают мины или устраивают засады на дорогах и горных тропах. Поэтому надо соблюдать максимальную осторожность. Словом, мы приехали с одной войны на другую: с вьетнамского фронта на лаосский. Да, именно так — на фронт, пересекающий длинные горные цепи Индокитая, на фронт, менее других известный в Европе, пылающий негасимым огнем борьбы…
Машины трогаются с места. Снова перед нами горы. Очередные виражи и подъемы, которые наша машина берет резко, под напряженное завывание мотора. Все время так трясет, что не успеваешь вздохнуть. Подбрасывает чуть ли не каждую минуту, и мы судорожно цепляемся за что попало… Идущая впереди машина вдруг исчезла за крутым поворотом, затем снова появилась и опять скрылась из глаз. Все больше и больше светлячков. Они искорками мелькают в ночной темноте. Порой за бортом машины возникают пучки гигантской травы. Пыль забивается в горло, уши, глаза — дорога сухая, словно тут никогда не было ливня. Правда, мы сами торопились попасть в освобожденные зоны Лаоса до наступления периода дождей. Вокруг непроглядная тьма. Лишь на мгновение сверкнут фары приближающегося встречного грузовика.
Мы уже находимся на территории страны, где начнется наша работа, но пока что мы ничегошеньки не видим. Вдруг наши машины останавливаются, и охрана просит нас выйти. Кругом — дремучий лес. Идем пешком по невидимой в темноте дороге, вернее — тропе. Вскоре сквозь ветви могучих деревьев начинает мелькать тусклый свет. Деревянные ступени, напоминающие приставные лестницы в селах мео, ведут нас в пещеру, выбитую в скальном монолите и прикрытую нависающей скалой.
— Вот мы и на месте! — громко произносит Кхам Фой. — Это как раз тот самый тхам митхаб, то есть «грот дружбы» или «отель дружбы», о котором я вам говорил.
Мы уже ночевали в таких гротах, когда ездили в Дьенбьенфу, по ту сторону границы. Но «отель дружбы» оказался более обширным, чем все прежние места постоя. Здесь нас ожидало трое лаосцев — один из них, наш коллега, журналист Чан Тхи Дуан с радиостанции «Нео Лао Хаксат».
Тихо потрескивает горящая белым светом бензоловая лампа. Плетеная циновка тщательно прикрывает огонь, чтобы он не был виден издалека. Вокруг лампы роем вьются большие, какие-то пушистые бабочки и мелкое комарье. А в небе кружат американские самолеты. Вчера еще мы называли их по-вьетнамски май бай ми, а сегодня уже по-лаосски: хыа бинь Америка. Слова разные, а значение одно — враг.
Скала вверху, скала под ногами, кое-где слой мелких камешков.
В боковом проходе мелькнул свет. Один из лаосцев жестом руки приглашает меня и Богдана следовать за ним. Пробитый в скале коридор приводит нас к большому помещению. В нем стоят шесть деревянных топчанов, лежат противомоскитные сетки, одеяла. Все это — для приезжих.
Читать дальше