Э Поляновский - 'Я не уберу из книги ни единого слова'

И вот я представляю, как в воскресенье утром дежурный Особого отдела ЦК получает мою телеграмму и тут же звонит дежурному генералу Министерства обороны: "Я вас прошу разобраться". Генерал срочно сообщает дежурному по Прикарпатскому военному округу. Тот немедленно докладывает в отдел кадров. Все закрутилось.

...Историю эту Владимир Осипович рассказывал мне в первый раз лет восемь назад. Говорил подробно, очень спокойно, потому что это был только пролог к другому, главному событию, которое его потрясло. Почти полвека прошло после той телеграммы.

В середине девяностых в Эстонии, в Палдиски, была ликвидирована база атомных подводных лодок. Русские офицеры брошены на произвол судьбы. Вот когда голос Богомолова загремел:

- Вы представляете - 319 офицеров, в том числе 25 или 35, не помню точно, капитанов I ранга, брошены вместе с семьями, живут в холодных бараках, никому не нужны. Это же ужас! По телевидению капитан I ранга на всю Россию говорит: мы с тремя сотнями подписей трижды обращались к президенту России Ельцину! Пять раз обращались к министру обороны Грачеву! Много раз обращались в военную прокуратуру! Ни ответа, ни привета.

Знаете почему? У нас нет государства! Нет! Когда я отправлял свою телеграмму после войны, государство - было! Работала система.

- Но в этой системе оказался и старший лейтенант Седых, который фактически ни за что получил 25 лет. За которого вы вступились и пострадали.

- Да я не идеализирую Сталина, считаю его одним из величайших преступников в истории человечества. Разговор о другом: было государство, и оно работало. Если военнослужащий обращался в прокуратуру, реакция следовала немедленная. Государство может быть тоталитарным или демократическим, но оно должно быть.

x x x

- Ну а все же, что стало с Седых?

- 25 лет он не сидел. 5 лет. В 1955 году, сразу после освобождения, приехал в Москву, разыскал меня. Совершенный старик, хотя было ему лет 35. Без волос, без зубов. На лесоповале он получил инвалидность. После нашей встречи Седых прожил еще года три.

x x x

Богомолов защищал рукописи и в самом прямом, дворовом смысле. Он возвращался домой, в парадной уже протянул руку к кодовому замку, когда на него напал молодой бандит. Владимир Осипович так крепко прижал к груди кейс с рукописью, что нападавший решил: там деньги. Богомолов отбивался ногами. Случайный прохожий спугнул бандита.

Владимир Осипович сообщил не без мальчишеской гордости.

- А все же я не уступил, не-ет. Отбился.

Ему наложили на лицо девять швов.

- Уже Ерину, милицейскому министру, доложили. Теперь найдут, я лицо запомнил.

- Не только не найдут, но и искать не будут.

- Почему? - спросил наивно мудрый Богомолов.

Не нашли. И не искали. Ему даже никто не позвонил.

"Меня в Кремль не пустят в кедах"

Богомолова множество раз приглашали вступить в Союз писателей СССР. "А что - меня там писать научат, что ли?" - "Ну зачем вы так. У нас свои дачи, дома отдыха, санатории. Своя поликлиника". - "Не надо: у меня жена - врач". Или отвечал: "Я вступлю, а вы меня будете заставлять подметные письма подписывать - против Синявского, Солженицына, Сахарова".

"Террариум сподвижников" - так он называл Союз писателей СССР.

В восьмидесятых готовилась большая наградная акция. Богомолова предупредили, что и его собираются отметить.

- Посмотрим, каким орденом они меня обосрут, - сказал он жене.

Позвонили из наградного отдела, поздравили, объявили день и час, когда он должен явиться в Кремль для торжественного вручения ему ордена Трудового Красного Знамени.

- Не пойду, - ответил просто.

- Почему?

- Меня в Кремль не пустят в кедах.

Представляю, как вытянулись лица высоких чиновников.

К кедам он тогда еще только начинал примериваться, другую обувь израненные ноги переставали принимать.

Конечно, не в кедах дело - смешно. То награждение было массовым, повальным, много было сереньких литературных генералов. Награждали не за конкретные произведения, а скопом - за общественную деятельность, за трудовые заслуги перед страной и т.д.

Богомолову перезвонили. Ответил прямо:

- Я человек не общественный, трудовых заслуг нет. От высокой награды отказываюсь.

Орден повис. Богомолову предлагали привезти награду домой. "Нет!" отвечал уже раздраженно.

Вполне допускаю: если бы привезли, он бы не открыл дверь.

Единственный раз поступил как все. Жил он тогда неподалеку от Белорусского вокзала, крохотная комнатка, кухня - 5 метров. Последний этаж, что-то вроде антресолей. Друзья, коллеги брали его за горло: "Ну напиши ты Промыслову заявление на квартиру". Промыслов - председатель исполкома Моссовета, личность всемогущественная. "Ну, напиши, он от твоего романа в восторге". Правда ли? Богомолова как бы захватил охотничий азарт.