Эрве Шаландар - Меня спасла слеза. Реальная история о хрупкости жизни и о том, что любовь способна творить чудеса

Мама, я все время о тебе думаю с тех пор, как ты не можешь меня услышать! Ты, которая дожила почти до ста лет, ты не согласишься с тем, чтобы самая младшая из твоих пяти детей ушла первой. Ты не можешь меня оставить, и ты меня не оставишь. Ты меня видишь, мама, ты здесь, рядом со мной. И пока ты поддерживаешь меня, я не могу уйти. Если я не буду держаться, то упаду. Я цепляюсь за тебя. Не знаю, выглядишь ли ты по-прежнему, как старая дама, там, где ты сейчас. Но не сомневаюсь, что руки у тебя такие же крепкие, как и в то время, когда я пряталась в твоих объятиях от своих детских страхов.

Я снова думаю и о горе Сент-Одиль. Там, наверху, есть не только чудодейственный источник. Есть еще и источник Люсии, чуть ниже. Его увидишь, если пойдешь к старинному аббатству Нидермюнстер. Источник скрывается в лесу, туристы о нем не знают. Вода течет в чашу, выдолбленную в камне, позеленевшем от мха. Потом вода убегает из нее по желобкам в песчанике. Паломники обычно палками убирают листья, скопившиеся в чаше и закрывающие путь воде. Когда мы прогуливались там, наверху, мы выполняли это почти как ритуал. Место настолько спокойное, вода очень свежая, если не сказать — холодная. Я уверена, что, если бы сейчас меня в нее опустили, мои глаза открылись бы, мои пальцы снова начали бы двигаться.

Я ловлю себя на том, что молюсь всем богам: иудейскому, мусульманскому, не забываю и о Будде. Имя не имеет значения, если они удерживают меня в жизни. Главное, чтобы меня к ним не призвали! Еще не время.

Я бормочу «Отче наш». К религии всегда обращаются в критические моменты. Но я не сектантка. Я ловлю себя на том, что молюсь всем богам: иудейскому, мусульманскому, не забываю и о Будде. Ведь Бог, должно быть, по сути, один для всех. А почему нет? Имя не имеет значения, если они удерживают меня в жизни. Главное, чтобы меня к ним не призвали! Еще не время. Я не могу покинуть Рэя, Кати, Селию, Мелани. Моим внучкам еще нужна бабушка. Я должна сопротивляться ради них и ради мамы, папы, моих братьев, моей сестры, всей моей семьи, всех моих друзей. Жизнь пока еще мне не наскучила, несмотря на все ужасное и абсурдное, что появилось в ней с какого-то момента. Я сама себе удивляюсь: в этом неподвижном теле все еще сохраняется немало энергии.

Боги меня слышат. Они не призывают меня к себе. Я не заметила тот знаменитый туннель, о котором регулярно рассказывают в «Опытах неминуемой смерти». Я пока еще не оказалась рядом с влекущей пустотой. Я еще не на краю той самой дыры, в которую, как говорят, соскальзывают охотно, без сопротивления, притянутые светом, облегчением, обещанием блаженства. Я не вижу моих умерших близких. Не вижу никого, кто бы меня ждал в белом прозрачном платье с нежной улыбкой на устах. Наверняка я уже недалеко от этого мира без боли. Никогда еще я не была так близка к нему, но я пока не перешла на другую сторону. Я не покинула земной мир, единственный, который мы знаем, эту долину слез, но еще и счастья, где меня ждут те, кого я люблю и кого хочу обрести снова. Это факт. Даже если другие сомневаются.

Я не переживаю и опыта «отделения от тела», когда человек покидает телесную оболочку и сверху смотрит на свое вытянувшееся на кровати тело.

Я вижу лишь огромную черноту и цветную пленку своих мыслей.

Кати меня увещевает:

— Мамочка, проснись! Ты нам нужна. Ты нужна твоим внучкам. Они ждут тебя, чтобы вместе подняться на вершины Альп.

Я здесь, доченька моя, не беспокойся. Я здесь, просто за занавесом. И я стараюсь, как могу, отодвинуть его.

Мой брат Поль возле моей постели. Я его узнала. Я так привыкла к темноте, что кажется, будто вижу тех, кто пришел меня навестить. По-моему, Поль впервые пришел ко мне в больницу. Я счастлива чувствовать его рядом. Родственные связи — это так важно. Пять братьев и сестер — целое племя. А племя полезно, если нужно защищаться. Я не слишком хорошо слышу разговор, но до меня доносится слово «гроб». И мое расположение духа сразу меняется: смутное ощущение счастья продлилось недолго. И снова душу как будто окутало ледяное покрывало. Проклятие, как же им сказать?! Как заставить их понять…

Поль разговаривает со мной.

Его голос дрожит. Как будто он вот-вот заплачет:

— Анжель, маленькая моя сестренка, ты же не уйдешь, не попрощавшись со мной? Ты же не поступишь так с нами? Ты же не уйдешь вот так, ничего нам не сказав.

Я заканчиваю фразу за него: «Без единого слова, без улыбки». Но я все время произношу слова, все время улыбаюсь! Вот только не сейчас: на моем лице гримаса печали. Я дрожу, я икаю от боли. Моему брату удалось заставить плакать мое каменное тело.