Никола Бональ - Толкиен. Мир чудотворца

Следом за вселенской битвой, произошедшей после войны чародеев — Гэндальфа с Черными Всадниками и назгулами, началась война куда более прозаическая — грабительекая: банда лиходеев учиняет разбой в Хоббитании и порабощает ее обитателей. Надо действовать — решительно и беспощадно. И если кто и сопротивляется бандитам и хоть как–то сдерживает их за пределами их логова, в Смиалах, так это, разумеется, хоббиты–беляки — Туки. Однако им недостает настоящих, геройских предводителей.

Между тем бандиты стремятся установить порядок, подобно всем диктаторам. «Порядок надо навести, чтобы все вы себя помнили», — заявляет Фродо один из бандитов. А теперь давайте поглядим, что это был за порядок, когда бразды правления взял в свои руки самозванец Лотто, а за ним — Шаркич.

«Памятные, любимые дома будто смело; кое–где чернели пожарища… Между Озерным побережьем и Норгордской дорогой громоздились уродливые новостройки. Там, где прежде была тополиная аллея — не осталось ни деревца. А дальше… торчала громадная кирпичная труба, извергавшая клубы черного дыма».

Оскверненная Хоббитания до боли напоминает страну с поруганными тысячелетними жизненными устоями, пошатнувшимися под натиском промышленной революции, которую, со всеми ее пороками, как мы дальше увидим, неустанно осуждал Толкиен, отказавшийся даже пользоваться своим автомобилем.

Механизм адской машины прогресса, по словам фермера Коттона, был запущен так:

«Начал все это паскудство Чирей… ему, видно, хотелось прибрать все на свете к рукам и стать самым–самым главным. Глядь — а он уже нахапал выше головы и подряд скупает мельницы, пивоварни, трактиры, фермы и плантации трубочного зелья».

Таким вот образом Лотто, сиречь Чирей, и стал первым в истории Хоббитании капиталистом; установленный им «капиталистический» порядок и приведет вскоре к разорению благоденственной Хоббитаии. В действительности же этот самый Чирей извратил понятие «капитализм», превратив его, если угодно, в фашизм, а вернее — большевизм. Бандиты, повинные в обнищании, характерном для всех коммунистических стран, называют себя «учетчиками» и «раздатчиками», в точности как во времена Ленина, когда отряды продразверстки разъезжали по деревням и отбирали у крестьян хлеб — так сказать, реквизировали.

«Шныряли, обирали, взвешивали и куда–то для сохранности увозили. Учета было много, а раздачи, можно сказать, никакой».

Как мы уже говорили, произведение Толкиена не следует рассматривать как притчу или аллегорию. Но в главе «Оскверненная Хоббитания», написанной в 1940–е годы, — а это было самым страшным десятилетием XX века — предостаточно сходства с тоталитарными системами, которые в то время противостояли друг другу с целью завладеть богатствами всей планеты. В этой же главе ощущается и тревога Толкиена за состояние природной среды, особенно при появлении Шаркича, то бишь Сарумана, поклявшегося отомстить хоббитам (повинным в том, что онты напали на Изенгард), сделав их землю «навеки бесплодной»:

«Охранцы у него под рукой ходят, а он им: круши, жги, ломай! Теперь и убивать тоже велит. Вот уж, как говорится, хоть бы дурного толку — нет, и того незаметно, все без толку. Рубят деревья, чтоб срубить, жгут дома, абы сжечь, — и ничего, ну совсем ничего не строят… Ну, с тех пор как Шаркич явился, зерна и не надо. Они там только трах–бах и пых–пых: пускают вонючий дым; ночью–то в Норгорде, поди, и не уснешь. И гадят — нарочно, что ли, не понять; загадили Нижнее озеро, а там и до Брендидиума недалеко. В общем, ежели кому надо, чтобы Хоббитания стала пустыней, то все оно правильно».

Грохот, грязь, продразверстка, уничтожение деревьев и целых лесов, старых трактов и домов — это и есть комплексная программа технократической модернизации, блестяще разоблаченной Толкиеном, за что он и заслужил славу у студенческой молодежи, рьяно выступавшей против общества потребления в 1960–х годах, а потом вдруг почему–то присмиревшей.

Борьба хоббитов за освобождение их родной земли от «раздатчиков» была короткой, но кровопролитной. Сначала хоббиты взяли в плен бандитский отряд, убив его командира. Потом бандиты нагрянули сотнями. Но Пиппин объявил общий сбор, а Мерри, знавший родной край как свои пять пальцев, подготовил врагам западню. На сей раз до психологической войны не дошло — пришлось рубить бандитов чуть ли не в пух и прах, благо те, как оказалось на поверку, совершенно не умели воевать, а хоббиты, под началом Пиппина и Мерри, были отлично подготовлены и действовали все заодно. Правда, из двух военачальников на поле брани больше блистал доблестью Мерри — он зарубил главаря бандитской шайки, «огромного косоглазого ублюдка», под стать всем злодеям у Толкиена. Из этого можно заключить, что Мерри и впрямь стал более искусным воином, нежели его двоюродный братец, ну а в ратных делах он преуспел, в частности, и во время битвы Теодена с назгулами. Что же касается Фродо, то он, хотя и «был в гуще боя, но меча не обнажил; он лишь уговаривал хоббитов не поддаваться гневу и щадить врагов, бросивших оружие».