Владимир Довгань - Я был нищим – стал богатым. Прочитай, и ты тоже сможешь

Приехав в Ростов на первенство Вооруженных сил, мы все продули. И это была катастрофа! Самой жестокой мотивацией на победу в первенстве Вооруженных сил для спортсменов была отправка проигравших обратно в те части, из которых их призывали. Что посеешь, то и пожнешь. Рисковали, не тренировались, расслабились —теперь нужно держать ответ. Так, отслужив год в ЦСКА, я попал обратно в свой сумасшедший дивизион.

Нас обрядили «по высшему разряду»: кирзовые сапоги образца 1941 года, портянки, которые нужно наматывать на ноги, и совершенно идиотская форма. Когда я начал ее надевать, я просто был в шоке. И к тому же, ты должен был каждый день пришивать к этой форме белый воротничок. А я в жизни никогда ничего не пришивал! Да еще огромное количество всяких ненужных ритуалов, всяких традиций, которые, может быть, были нужны в армии лет сто-двести назад, но сейчас это выглядело каким-то дебилизмом, все это меня просто убивало.

Мне повезло в тот момент, потому что вместе со мной служили два моих друга. Александр Воробьев – кандидат в мастера спорта по штанге, удивительный парень, решительный, смелый. Он так же, как и я, примерно год отслужил в ЦСКА, и, подравшись с тренером, угодил в наш сумасшедший дивизион. В отличие от меня он был хулиганом, «авторитетом» на гражданке, и, конечно, в нашей части он был заводилой. О его характере говорили дни, которые он провел «на губе». Из года службы в нашем дивизионе 108 дней он просидел под арестом. Весельчак, балагур, он прекрасно играл на гитаре, и в бою был просто ураганом. Если начиналась драка, из добродушного обычного парня он превращался в жесточайшую боевую машину. Представьте удары штангиста, который к тому же имеет огромный опыт уличных боев. С нами была еще одна ударная сила – Александр Огольцов – кандидат в мастера спорта по боксу, парень, которого мы звали «кувалдой». Очень добродушный парень, но обладающий поистине нокаутирующим ударом.

В армии принято такое понятие, как землячество. Мы – три земляка из Тольятти. Комбат называл нас не иначе как «тольяттинская мафия». Мы держались друг за друга и готовы были броситься в самую страшную драку, лишь бы помочь своему земляку. Мы называли друг друга – «зема», сокращенное от «земляк». Про нас с Александром Соловьевым говорили в части: «Пошли в наряд два земы».

Вся глупость ситуации заключалась в том, что мы должны были драться. В нашей части было так: если ты дерешься и побеждаешь, то ты авторитетнейший человек, тебя уважают. Но ты можешь попасть на «губу», в дисбат или угодить под срок, потому что драки были по-настоящему жестоки. Если тебя забили, запинали и ты сломался морально, то тебя называют – «человек морально опущенный», что сокращенно звучит как «чмо», и совершенно лишают права на человеческое достоинство, твоя жизнь превращается в кошмар. Подчеркиваю, так было в нашей части. В других частях, возможно, было по-другому.

У нас не было выбора, мы дрались, мы сражались. Из-за чего? Из-за всяких пустяков. Это не имеет значения, потому что в первобытной среде, бытующей в армии, главную роль играет не разум, не культура, а твои инстинкты. Единственное, что останавливало, чтобы не убежать из части, это дисбат – еще больший ад. Поэтому мы и терпели.

Мне повезло, у нас была дружная команда. Мы были сильные, мы были дерзкие, пробивные ребята. Но даже в нашем, можно сказать, привилегированном положении армия казалась мне воплощением ада, страшным мучением.

Не забуду, каким наивным я приехал после года службы в ЦСКА в свою боевую часть. Эдаким романтиком, идеалистом. Когда на первый-второй день службы я увидел жестокие нравы, царившие в части, избиения слабых солдат, я помню, с удивлением воскликнул: «Что за дела, ребят? Вы что, озверели, что ли! Вы же ведете себя, как сумасшедшие! Разве можно так поступать, вы же не звери, а люди!» На что умудренный опытом армейский воробей посмеялся и сказал: «Подожди, поживешь с месяц, и с тобой то же самое произойдет!»

Он был прав. Действительно, уже через месяц я перестал быть прежним человеком. Агрессия, злость, бессмысленная жестокость, драки… Я стал жить по законам звериного дивизиона, по законам бессмысленной, жестокой дедовщины – дерись или тебя затопчут. В нашем дивизионе было около двухсот человек, но явно вырисовывались две группы лидеров: мы – тольяттинцы и семь человек грузин. По темпераменту, по вспыльчивости я таких людей больше никогда не видел, это действительно были особенные ребята. Добрые, честные, открытые, готовые поделиться последним куском хлеба. Но как только дело касалось драки и кто-то хотел их унизить или обидеть, здесь они мгновенно менялись и превращались в самых настоящих жестоких монстров.