Валентин Свенцицкий - Общее положение России и задачи Добровольческой армии

«Старый режим». Кто станет защищать ошибки «старого режима»? Но кто осмелится отдать предпочтение тому коммунистическому аду , который именуется «новым режимом»?

В Ростове казачки на митинге говорили:

– Вы кричите: царь у нас был дурачок – да ситничек-то был пятачок!

Один ли ситничек?

Вы когда-то «громили» «старый режим» за то, что правительство борется с революционерами смертной казнью. А сами? Разве для самодержавной власти революционеры не были такими же «государственными преступниками», какими для коммунистов являются те, кого они называют «контрреволюционерами»? Но можно ли сравнить прежние суды с теперешними чрезвычайками? И прежний тюремный режим с теперешним?

В еженедельнике Московской Чрезвычайки от фев. 1918 г. напечатано, что по приговорам чрезвычайки расстреляно 14 860 человек, не считая Москвы и Петрограда. При каком самодержце было что-нибудь подобное?

При старом режиме, когда курс рубля падал на несколько копеек, все кричали о банкротстве государства, теперь же, при новом режиме, за наш рубль дают гроши.

При старом режиме мы все возмущались железнодорожными порядками, если поезд опаздывал на несколько часов. При новом режиме поезда опаздывают по неделям и пассажиры едут на крышах и тормозах.

Мы жаловались на дороговизну, когда мука была 1 руб. за пуд, сахар 15 коп. за фунт, масло 30 коп., молоко 50 коп. четверть, яйца 25 коп. десяток. Сапоги можно было купить за 10 руб. Ситец стоил 10 коп. аршин. Дрова были 8–10 руб. сажень.

Все это было при «старом режиме». А при новом – мука доходит в северных губерниях до 2000 руб. за пуд, сахар до 200 руб. фунт. Масло от 50 до 250 руб., бутылка молока до 15 руб., яйца от 120–140 руб. За сапоги платят полторы тысячи. Дрова продаются на вес, а ситцу нет совсем.

Кому стало лучше жить при «новом режиме»? Рабочему? Потому что он получает тысячи в месяц? Но раньше он жил лучше, получая десятки рублей. Крестьянину? Потому что ему разрешили пахать чужую землю? Но он бросил пахать и свою собственную землю, потому что у него отнимают все, что бы он ни сработал.

Вся страна ограблена, разорена, обесчещена – и если это называется «завоеваниями революции», если это именуется «коммунистическим раем», – пусть будет проклят этот рай и эта революция!

Темный народ хотят уверить, что во всем повинны старые грехи самодержавного режима. Но почему же чем дальше – тем идет все хуже? Почему за два года нигде и ни в чем не улучшилась жизнь? Мы падаем в пропасть и хотим уверить себя, что «углубляем революцию»! Но полно, верят ли в это сами «большевицкие комиссары»? Новый режим! А почему они так любят «романовские деньги»? Почему на словах они кричат о победах революции, а карманы набивают деньгами «старого режима»?

Обманщики и лицемеры!

Когда-то революционеры упрекали в неискренности самодержавное правительство, когда министры говорили: «Сначала успокоение, потом реформы».

А теперь?

Захватчики власти, превратившие русскую жизнь в дикий кошмар, на упреки и неотступные вопросы:

– Где же ваш обещанный рай? —

отвечают:

– Сначала победа над буржуазией, потом и рай!

Кто поверит им, чтобы дорога в рай могла быть устлана горами трупов, вопиющей жестокостью, кровавой несправедливостью? Кто поверит им, чтобы дорога в рай лежала через океан слез человеческих, смешанных с кровью невинных жертв? Свобода! Но свобода для единомышленников была и будет при всяком режиме! Разве при самодержавии Марков II или доктор Дубровин не могли говорить все, что им вздумается? И если теперь лакеи Троцкого и Ленина пользуются свободой слова – чем это выше свободы «старого режима»?

Свободолюбие правительства измеряется тем, какая свобода дается не для друзей власти, а для ее врагов.

И, конечно, при самодержавном строе враги самодержавия пользовались большей свободой, чем сейчас враги советских комиссаров.

Но есть один вид свободы, к которой всегда особенно чуток был русский народ – и которая ныне попирается с какой-то непонятной и совершенно не русской жестокостью: это свобода совести .

Русский народ необычайно веротерпим. Свобода совести, то есть право каждого человека молиться и веровать так, как велит ему его совесть, это всегда было символом веры всех лучших русских людей в полном согласии с духом всего русского народа.

Наше законодательство в конце концов уступило и само встало на путь самой широкой веротерпимости.

Но коммунисты с ненавистью, равной той ненависти, которая когда-то заставляла кричать: «Распни, распни Его! Кровь Его на нас и на детях наших», – ныне с такой же ненавистью обрушились на Православную Церковь.