Тимофей Прокопов - Жизни и смерти Михаила Арцыбашева

"Было утро. Небо было совершенно чисто и прозрачно. Дождь прошел; но все было еще мокро и блестело, как вымытое. Зелень ярко зеленела. Прямо против Владимира Ивановича восходило еще не видимое солнце, и это место неба было ослепительно ярко, сияло, горело и искрилось. Воздух дрожал и лился в грудь вольными, могучими, чистыми и мягкими волнами".

"Взошло солнце" - этими веселыми, праздничными словами, радующими все живое на земле, завершается печальный рассказ Арцыбашева. Вспыхнувшее, засверкавшее ослепительно ярко солнце словно бы вырвало из мрака и героя новеллы, и нас, ее прочитавших.

Написав рассказ о самоубийце, Арцыбашев едва ли не первым обратил внимание своих современников на тлетворную опасность, которая исходила от все более плодившихся в начале века "проповедников всеобщего уничтожения", маниакальных "пророков гибели", затмевавших все вокруг себя "черным туманом смерти". Тема одиночества, разлада человека и общества вскоре заполонила всю литературу предреволюционных лет. Самоубийцы путешествовали из книги в книгу: "Веселый двор" И. Бунина, "Случай из жизни Макара" М. Горького, "Лунные муравьи" 3. Гиппиус, драмы, рассказы и стихи Л. Андреева, А. Куприна, В. Брюсова (особенно знаменитое его стихотворение "Демон самоубийства", воспринятое читателями как гимн чудовищному человеческому самоистреблению).

"Вся наша страна внезапно превратилась в клуб самоубийц" {Чуковский Корней. Самоубийцы // Речь. 1912.23 и 24 декабря.}, - с ужасом и удивлением написал в 1912 году в газете "Речь" еще молодой тогда, но уже популярный критик Корней Чуковский. Он был в числе активно вмешавшихся в спор на эту тему, который вспыхнул на страницах почти всех главных газет и журналов России. "Тема", увы, заслуживала именно такого - всеобщего - обсуждения. Вот цифры, которые тогда встревожили всех неравнодушных: "В Петербурге в 1905 г. - 29,5 покушений и самоубийств; в 1908 - ежемесячно покушались на свою жизнь - 121 и в 1909 - 199 человек в месяц, с лишком в 5 раз больше" {Жбанков Д. Современные самоубийства//Современный мир, 1910. э 3. С. 27.}.

Арцыбашев включается в дискуссию одним из первых - статьями, рассказами и наконец пишет об этом свое самое крупное произведение - роман "У последней черты".

Как видим, с первых своих шагов в литературе Арцыбашев раскрывает перед нами две главные особенности своей творческой работы. Во-первых, это автобиографией, требующий от писателя изображать только лично пережитое, "пропущенное через сердце" И, во-вторых, стремление быть всегда на гребне общественных событий, отыскивая при этом свой собственный угол зрения, то есть опять-таки проявляя личностный, персонифицированный подход к ним. В этюде "Из жизни маленькой женщины" Арцыбашев одобрительно приводит слова беллетриста Балагина, выражающие и его позицию: "Читают только по строкам. Ищут идей и настроений, а не личности писателя, а ведь самое главное в творчестве каждого человека - он сам" {Арцыбашев М. П. Этюды. Спб./ Прогресс, 1911. С. 76.}. В очерке "О смерти Чехова" Арцыбашев снова возвращается к этой мысли: "Важно не то, о чем пишет писатель, не те или другие истины, которые он, якобы, открывает, а его собственная личность, поскольку она велика и своеобразна" {Там же.}.

Арцыбашевская творческая установка слушать и слышать себя не оригинальна, не открытие; она - само существо таинственного процесса творчества. И верно, что своеобразие каждого отдельно взятого художника - в большем или меньшем своеобразии его самого (вспомним общеизвестное: "стиль-это человек"). А вот утверждение Арцыбашева о том, что важны вовсе не истины, не идеи, которые исповедует творец, прогремели ошарашивающе в пору только что трагически завершившейся первой русской революции, когда еще не утих в людских душах буревестниковский энтузиазм. Революционные перестройщики жизни, приступившие к подготовке нового социального взрыва, ждали и требовали от литературы и литераторов, конечно же, идей и истин, да не любых, а содействующих только их глобалистским замыслам.

Слоновьим шагом прошлись они по всей русской литературе начала века, растоптав в ней все, что не служило сиюминутной политической выгоде и потребе. Классово-партийный меч отсекал головы всему, что нельзя было с пользой применить в идейных баталиях. Так с ярлыками "безыдейных", "антинародных", "эстетствующих", "декадентствующих" и прочая, и прочая пришли в наши дни обруганные и растоптанные, неиздаваемые и запрещаемые Андрей Белый, Иван Бунин, Дмитрий Мережковский, Борис Зайцев, Иван Шмелев, Алексей Ремизов, Александр Куприн, Федор Сологуб, Вячеслав Иванов, Константин Бальмонт, Игорь Северянин, Александр Амфитеатров, Илья Сургучев, Михаил Арцыбашев...