Затем вопреки своим стараниям США оказались-таки «не на той стороне истории» на Ближнем Востоке. Энтузиазм по поводу арабских революций обернулся: в Ливии — убийством американского посла, в Египте — де-факто поддержкой двух военных переворотов (свержение египетской армией сначала президента Мубарака, а затем президента Мурси), в Сирии — попаданием в одну компанию с боевиками «Аль-Каиды» и людоедами. Если раньше, в Югославии и Ираке, американцам удавалось хотя бы сохранять видимость успеха, то на Ближнем Востоке избранная ими политика потерпела очевиднейшее фиаско.
Затем дело Сноудена, которое не только вскрыло механизмы глобальной электронной слежки со стороны Агентства национальной безопасности США, но и спровоцировало Вашингтон на вопиющее нарушение международного права — под давлением из-за океана европейцы были вынуждены блокировать перелет боливийского президента и провести принудительный досмотр самолета. Подобное поведение со стороны президента Обамы (напомним, лауреата Нобелевской премии мира) обрушило международный авторитет Америки до беспрецедентно низкого уровня.
Наконец, ударом по «моральному лидерству» Запада, а значит, по лидерству США прежде всего, стал и российский закон о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних. Россия пошла против очевидного мейнстрима в западной политике. Причем поскольку сильная оппозиция расширительному толкованию прав человека («Права геев — это права человека, а права человека — права геев», — неоднократно повторяла в своих заявлениях о защите прав секс-меньшинств бывший госсекретарь Хиллари Клинтон) существует и на Западе, Россия показала принципиальную возможность иных подходов. Что для нынешней — демократической — администрации США стало еще одним весьма болезненным уколом. За год фундамент для идеологического давления Соединенных Штатов на Россию оказался полностью разрушен.
Дело Эдварда Сноудена безвозвратно подорвало международный авторитет США в сфере соблюдения прав человека
Фото: EPA
Стратегический цугцванг
Впрочем, наверное, если бы у Вашингтона были надежды на то, что личная встреча Обамы и Путина на полях саммита «большой двадцатки» сулит США какие-то конкретные выгоды, американский президент мог бы и не принимать во внимание вышеизложенные соображения и все же поехать в Москву. Однако в том-то и дело, что никаких прорывных решений, которые могли бы оправдать «мягкость» Обамы, не предвидится.
Единственное, чего по-настоящему хочет Вашингтон от российской стороны в последнее время, — это согласие Москвы на новый раунд радикальных (на треть) сокращений стратегических ядерных вооружений (хорошо бы при этом еще начать переговоры о сокращении тактического ядерного оружия, где у России большой перевес). Американцы пытаются увязать это сокращение с какими-то весьма расплывчатыми обещаниями об ограничении развертывания своей системы противоракетной обороны и/или о некоем обмене информацией. Однако Россия начинать переговоры о новом сокращении СНВ категорически отказывается. Поэтому и Обаме специально встречаться с Путиным вроде как незачем.
Для США же вопрос о сокращении СНВ принципиален. Технологического прорыва, который резко повысил бы эффективность гипотетически полностью развернутой ПРО, не произошло. Поэтому затевать ее масштабное развертывание имеет смысл, если только появляются шансы на значительное сокращение российского ядерного потенциала (пока на треть, потом еще, потом можно будет подключать к этому процессу другие страны). Поэтому российское согласие на сокращение СНВ в увязке с неким соглашением о «мягком» контроле американской ПРО — это прямой путь к тому, чтобы подтолкнуть США к продолжению работ по противоракетной тематике. Против мощного ракетно-ядерного арсенала ПРО бессмысленна, поэтому, чтобы убедить скептиков (а такие в США, конечно же, тоже есть, особенно в условиях острого бюджетного кризиса), требуется показать им перспективу сокращения арсеналов.
Таким образом, сокращение российского СНВ — это шаг поддержки ПРО США, отказ от сокращения — препятствие на пути ПРО. А не наоборот, как пытаются представить сторонники договоренностей с США любой ценой. Именно поэтому Россия отказывается обсуждать дальнейшее сокращение ядерных вооружений, полагая уровень стратегических ядерных сил, закрепленный в действующих соглашениях (1550 ядерных боезарядов), оптимальным. Поскольку имеющиеся у США арсеналы обычного (неядерного) высокоточного оружия и мощности по его производству не позволяют России поддерживать стратегический паритет с США иначе, кроме как за счет СЯС.
Читать дальше
