Игорь Аверкиев - В ожидании людоедов; Мутное время и виды на будущее

Чтобы прийти в себя после ора про «путинскую диктатуру», достаточно вспомнить диктатуру Гитлера, диктатуру Сталина, диктатуру Пол Пота, диктатуру Пиночета. Причислять сегодняшний путинский режим к этим режимам не просто не умно, но это, прежде всего, неуважение к миллионам реальных и ужасающих жертв тех диктатур.

Называть сегодняшний путинский режим «диктатурой» — это какая-то странная форма либерально-демократического тщеславия и инфантильности. Но однажды это слово действительно может стать к нему применимо. А может и не стать.

По некоторым внешним проявлениям авторитарные режимы можно спутать с так называемой «реакцией» как агрессивным активным контрреволюционным консерватизмом, направленным на восстановление после революции «прежних порядков». На практике реакционные режимы ограничивается тем или иным вариантом узко-политического реваншизма — чаще всего это резня революционеров, политическое возвращение персонажей «старого общества» и, как правило, очень фрагментарное восстановление старых укладов.

Если общество пережило реальный общественный перелом, «социальную революцию», то полный и долговременный социально-экономический возврат к старым отношениям ещё никому не удавался.

Ни то, ни другое, ни третье не соответствует сути авторитарного режима, сторонящегося политических полюсов. Однако, стремясь выдержать «срединный путь», авторитарные режимы, безусловно, заигрывают и с консервативными настроениями и в раже этого заигрывания могут пойти и на реально реакционные меры. Но в любом случае, при нормальном состоянии авторитарного режима, такие меры будут фрагментарными: во времени или в пространстве перемежающимися с прогрессистскими, модернизационными мерами, что совершенно неприемлемо для реакционных режимов.

При этом надо помнить, что на своей загнивающей стадии авторитарный режим может-таки принять облик вконец реакционного, но и эта реакционность, будет не столько «идеологией реванша», сколько «идеологией обороны».

Фашизм — очень замысловатая вещь, если не сводить его к нацизму и милитаризму, концлагерям и холокосту — к временному одичанию и сумасшествию конкретного народа. Фашизм — вечная заноза в академических головах по всему миру. Всё-то в нём неопределённо, нестабильно, неклассифицируемо.

Если бы не германский нацизм, то режимы Муссолини, Франко, Салазара, «чёрных полковников» проходили бы в истории как плеяда классических авторитарно-националистических режимов «запаздывающей модернизации» на южных и юго-восточных окраинах Европы, лишённые многих известных за ними сегодня эксцессов, связанных с влиянием германского нацизма. Их суровый этатизм и популистский национализм были бы вполне сносным, хотя местами и избыточно эксцентричным и радикальным, вариантом «третьего пути» для европейских обывателей, намучившихся в первой четверти ХХ века от либерально-демократического хаоса ранних электоральных республик, с одной стороны, и запуганных ужасами коммунистических революций, с другой стороны.

Если бы не германский нацизм, многочисленные фашистские партии в «странах победившей демократии» (Франция, Великобритания, Голландия, Скандинавия) не успели бы обрести своего зловещего облика и очень скоро успокоились бы в недрах парламентских право-консервативных сил.

Без германского нацизма «фашистские партии» на Балканах были бы тем, чем они были на самом деле — радикальными и экстремистскими национально-освободительными и националистическими организациями.

Без германского нацизма фашизм гулял бы по Европе в облике Бенито Муссолини образца 1928–1932 года, а самым ужасным фашистом считался бы жестокий неудачник генерал Франко, поскольку гражданскую войну без нацистской Германии он бы, скорее всего, проиграл, а в Испании, скорее всего, случилась бы социалистическая диктатура сталинского типа (и не в ней одной).

И вообще, без германского нацизма «прогрессивное человечество» в середине XX века объединялось бы не против гитлеровского фашизма, а против сталинского коммунизма. «Красным полчищам» противостояла бы коалиция северо-западных европейских демократий и южно-европейских фашистских режимов. А всю вторую половину ХХ века туристы свободной Европы посещали бы не «Освенцим» и «Бухенвальд», а какие-нибудь ужасные места в Мордовии или Калмыкии. Но «сумрачный германский гений», как всегда, всё безмерно усложнил и переиначил.