Покуда реформаторы проводили эту большую работу и покуда научным работникам, желающим присоединиться к погрому, была предоставлена полная carte blanche на обличение в прессе академических вредителей, исследовательская группа РОМИР, добру и злу внимая равнодушно, не ведая ни жалости, ни гнева, опрашивала горожан на тему доверия к различным общественным и государственным институтам. Результаты июльского опроса показали, что первое место по общественному доверию (полностью доверяю + скорее доверяю) занимает РАН — 67%. Далее следует РПЦ (66%), президент РФ (63%) и армия (61%).
Церковь, президент и армия как объекты максимального доверия вполне соответствуют (на что РОМИР не преминул обратить внимание) девизу «За Веру, Царя и Отечество». Более того, Вера, Царь и Отечество суть вечные основы российского бытия, те самые духовные скрепы, из которых достаточно убрать одну — и будет как дом, построенный на песке, и падение этого дома будет великое. Если публика готова смеяться над выражением «духовные скрепы» — пусть придумает более точное и афористическое. В принципе это возможно, кремлевский спичрайтер, изобретший это выражение, не является непревзойденным языковым гением, бывают гении и выше. Но смысл выражения, очевидный всякому благомыслящему человеку, таков, что отказаться от этого смысла при ведении дел государственных — обойдется очень дорого. Когда скрепы не держат, происходит катастрофа. Тем более что как минимум один раз попробовали отказаться от скреп по всем пунктам: «Бога нет, Царя не надо, // Губернатора убьем, // Податей платить не будем, // Во солдаты не пойдем». Результат был прескверный. А то, что, судя по опросу РОМИР, генетическая память большинства держит такие вещи, не может не обнадеживать.
Но когда ученость, олицетворяемая РАН, также попадает в число скреп и даже первенствует, это мало того что приятно, это достаточно неожиданно. Доказательства важности Веры, Царя и Отечества получены от противного и внятны каждому. Ученость не имеет таких практических доказательств, когда и самый простой и некнижный человек если не на собственном опыте, то на опыте предков твердо знает: «Горе стране отсталой». Это не «Горе стране разоренной», где что же и доказывать, когда поруха видна на каждом шагу. Что же до учености, то ее ценность скорее показывается общими рассуждениями: «Науки юношей питают, отраду старцам подают etc.», — но повседневный жизненный опыт скорее показывает, что, возможно, и питают, и подают, но в принципе можно прожить, и неплохо, свиньей под дубом вековым. Как на уровне социума — различные впечатляющие технические чудеса последних десятилетий вполне себе внедрялись в быт многих стран при весьма невысоком уровне учености тамошнего общества, а у нас так и при очевидном падении этого уровня. И ничего — всюду стереофонические унитазы фирмы «Эппл». Так и на уровне индивида. И при советской власти сравнение благосостояния мясника в гастрономе и вузовского преподавателя было совсем не в пользу последнего, а уж после советской власти науки если и подавали отраду, то сугубо нематериальную. Неученый купец (вар.: эффективный менеджер) и всемирноученый профессор различались и по уровню дохода, и по уровню людского почитания так, что даже и говорить об этом неприятно.
Общественная, а равно и индивидуальная практика, которая вроде бы есть критерий истины, властно говорила, что старомодная ученость есть нелепость, сданная в архив. Соответственно, и институция, эту ученость олицетворяющая. Ливановско-гуриевский погром был вполне обдуман с точки зрения экономического материализма.
Если в итоге все пошло не по всепобеждающему учению, то, вероятно, потому, что непосредственная практика не вполне является критерием истины, да и знак равенства между истиной и эффективностью ставить не вполне научно. Сработали более тонкие и глубинные культурные переживания, про которые в Минобре, РЭШ и ВШЭ не знали.
Во-первых, мечта, чтобы дети превзошли своих родителей и достигли высокой учености, присуща не только еврейской бедноте и не только крестьянам. Русским горожанам эта почтенная мечта также свойственна, академия же — это сумма учености и потому хороша весьма. Во-вторых, русским горожанам так много говорили, что их родина — это Верхняя Вольта с ракетами, а скоро будет и без ракет, что люди поневоле задумывались, хороша ли такая перспектива и не является ли академия таким учреждением, которое от этой перспективы как-то уберегает. Отчего надо ее не громить и шпынять, но бережно с ней обращаться. В-третьих, многие смелые реформаторские замыслы терпели неудачу от забвения чувства реформируемых: «Режь наши головы, не тронь наши бороды».
Читать дальше
