Уоррен Хинкл - Рыба красного цвета. История одной тайной войны

Прио, любивший порисоваться, провозгласил себя реформатором. Он поклялся излечить нацию от гангстеризма, который, как болезнь, разъедал политическую жизнь Кубы еще с «ревущих двадцатых» [5] «Ревущие двадцатые» — так образно называют период правления пришедшей к власти в США в 1921 году администрации республиканцев, проводившей курс на невмешательство в дела бизнеса и отказавшейся от планов контроля над ценами и регулирования производства. Это способствовало разгулу спекуляции, коррупции и казнокрадства, в которых оказались замешаны президент У. Гардинг (1921—1923) и члены его кабинета — со времен тирана Херардо Мачадо [6] Президент Кубы в 1925—1933 годах , в прошлом промышлявшего кражей скота. Но упрятав за решетку в качестве козлов отпущения нескольких мелких жуликов, Прио вступил в сговор с их боссами. Он запретил дуэли чести (два старых дуэльных шрама его отнюдь не украшали), а также издал указ, разрешающий машинное изготовление кубинских сигар). На этом его реформаторская деятельность кончилась. Этот президент «по зову сердца» тем не менее со спокойной душой прислуживал именно тем из своих сограждан, кто имел долю в прибылях монополий и выстраивался в очередь к государственной кормушке. По различным оценкам, от 40 до 60 процентов кубинской казны уплывало в частные руки — армейским офицерам, полицейским, чиновникам, деятелям просвещения, лидерам студенческих организаций, мелким и средним бизнесменам, а также гангстерам: профессионалам и любителям, количество которых исчислялось не сотнями, а тысячами. В XVIII веке в Карибском море хозяйничало до 10 тысяч пиратов, многие из них обосновались на кубинском острове Пинос. К XX веку они, похоже, переодевшись в строгие деловые костюмы, перебрались в Гавану. Бывший посол США на Кубе Филип Бонсал как-то заметил: «Среди стран, стиль жизни которых напоминает западный, я не знаю ни одной, где злоупотребления государственными средствами в целях личного обогащения достигали бы такого размаха, как в Кубинской республике».

По оказывается, и этого было мало. Утверждали, что Прио принял от Майера Лански, этого Дж. Моргана организованной преступности, четверть миллиона долларов в качестве взятки за разрешение Батисте — близкому другу Лански и бывшему диктатору, обожавшему белые костюмы, туфли на высоченных каблуках и фильмы ужасов,— вернуться на Кубу из его комфортабельной ссылки в роскошном флоридском особняке. Прио предоставил Батисте военную охрану для обеспечения его безопасности. (Когда бывший сержант захватил бразды правления на Кубе, поставив у власти армию, Прио пожалел о своей щедрости. Батиста нашел весьма простой способ завоевать популярность у военных: он удвоил им жалованье.)

Для Прио Майами стал своего рода антильской Швейцарией; он исследовал примеру полчищ правительственных чиновников, которые переводили полученные в виде взяток деньги в банки Майами, где не задавали лишних вопросов. Особенно преуспел в этом Хосе Мануэль Алеман, министр просвещения в администрации президента Рамона Грау Сан-Мартина, мрачного предшественника Прио. Рамону Грау Сан-Мартину принадлежит исполненный философского смысла афоризм: «Править — значит распределять». Когда сеньора Алемана спросили, как ему удалось всего лишь за два года пребывания на своём посту утащить из кубинской казны 20 миллионов долларов, он ответил: «В чемоданах». Прио вместе с Алеманом и другими ловкими дельцами Гаваны вкладывал крупные средства в недвижимость в Майами. И в «Каса де пальмас» в Мак-Аллене его принимали с тем традиционным уважением, которое один владелец отеля неизменно оказывает другому: в Майами, на Коллинз-авеню, Прио принадлежал отель «Вендом», где он постоянно и проживал.

...За окном апартаментов Прио жаркое, несмотря на конец лета, солнце выбеливало буйные краски долгого техасского полудня. Двое кубинцев говорили и говорили. Темой была революция. Оба приобрели некоторый опыт. Со времени изгнания в 1952 году Прио финансировал все заговоры против Батисты — подобно тому, как игрок делает новые и новые ставки в надежде на то, что какая-нибудь из них в конце концов принесет желанный выигрыш. Прио боролся с Батистой, не выходя из своего дома. Таких, как Прио, Кастро презрительно называл «героями издалека», хотя в тот день он подобных выражений избегал.

Кастро проявлял нетерпение. Ходил из угла в угол. Он заявил, что его люди готовы сразиться с Батистой. Нужны только деньги, Прио смотрел на темпераментного молодого кубинца со свойственным пожилому человеку скептицизмом. В свои тридцать лет Кастро уже заслужил репутацию редкостного смельчака. В двадцать одни год Кастро был среди тех, кто предпринял неудачную попытку свергнуть в Доминиканской Республике власть тирана Трухильо. Ему удалось избежать ареста: он бросился в кишевший акулами залив и переплыл его с автоматом на шее. Когда Батиста захватил власть на Кубе и отменил назначенные на 1952 год президентские выборы, Кастро проявил не меньшую смелость. Начинающий гаванский адвокат Кастро направил лично Батисте письмо, обвинив его во всех смертных грехах, а затем подал на диктатора в суд, требуя от пришедших в полное смятение судей приговорить его за нарушение кубинской конституции 1940 года к тюремному заключению сроком на 108 лет - ни больше, ни меньше.