Лев Сирин - Как разграбили СССР. Пир мародеров

— Но популярность «Нувель де Моску» была все же несравненно выше.

— Не забывайте, у нас десять лет никакого спорта вообще не показывали по телевидению. Десять лет! Целое поколение отвыкло от регулярных спортивных телепередач.

— Вы для всего нашего Отечества — живая легенда, Ирина Константиновна. Как ощущали на себе популярность в советское время?

— Стараюсь себя легендой не ощущать — это вредно. На улицу выходила, конечно. Но, понимаете, в жизни мы выглядим несколько по-другому, нежели когда нас видят на соревнованиях. Бывало, что, когда я ехала в метро, люди восклицали: «Не может быть, Вы — Роднина?!» Узнавали. Но вообще у нас был очень скромный народ. Смотрели на меня украдкой, не приставали, не мучили. На соревнованиях — да, выражали свое восхищение, а в жизни: едет человек в метро, ну и пусть едет.

— Была ли в реальности история, когда Вас с Вашим первым партнером вызвал к себе министр обороны Гречко и предложил квартиру в центре Москвы, если вы с Улановым поженитесь?

— Министр обороны Гречко не застал тот период, когда я каталась с Улановым. Его назначили министром, когда я уже каталась с Зайцевым. Так что это полная глупость! Это даже не просто нечистоплотность — писать такие вещи! Это дикость! И кто-то имеет право публиковать эту дикость! Слава богу, в советское время такого точно не было. Профессиональные журналисты должны сто раз перепроверить, прежде чем писать такие вещи. Подавать в суд за такие вещи?! Тратить на это время?! Для меня это, что называется, летать ниже плинтуса! Себя не уважать!

— С 1990 по 2002 год Вы прожили в США. У Вас нет ощущения, что в тяжелое время Вы бросили свой народ, который Вас так боготворил?

— По этому поводу мне в основном говорили, что я погналась за «длинным долларом». А я просто-напросто в этот момент оказалась без работы. На родине для меня работы не нашлось. И когда мне предложили работу в Америке, я поехала туда работать по контракту, а не в эмиграцию. Так что — кто кого бросил-то?

Москва, сентябрь 2009 г.

Главным инструментом и разрушения Советского Союза, и его добивания в 1990-е годы было телевидение. Советская власть недооценила возможности голубого экрана, а ведь еще Ленин писал: «Важнейшим из искусств для нас является кино», — конечно, подразумевая кино как инструмент пропаганды. Не сложно представить, какие бы надежды прозорливый Ильич возложил на телевидение. И как бы его использовал. Явно не так, как Хрущев с Брежневым. Именно в их годы получившее повсеместное распространение телевидение могло стать ненавязчивым идеологическим помощником советской власти. Не стало. Вместо хирургического скальпеля советское телевидение было грубой ножовкой, которой препарировали сознание советского народа.

Нет, конечно, были и во времена СССР замечательные передачи и тележурналисты, но речь-то ведь я веду об идеологических возможностях «ящика». О том, как с его помощью надо было популяризировать советскую власть. Ведь что мы видели? Сводящую скулы от скуки хронику партийных съездов и прочих мероприятий. Товарищи хорошие, но ведь Брежнева, по крайней мере в последние его годы, надо было прятать от народа, а не выпячивать. Старый больной генсек, страдающий дефектами речи, стал на многие годы вперед символом дряхлости самой советской власти. И, как результат, сослужил ей дурную службу. И таких примеров архаичного (мягко выражаясь) отношения Советов к наглядным информационным ресурсам несть числа.

Впрочем, все это помнет и без меня. Тогда к чему я клоню?

Да к тому, что на фоне тотального телебеспросвета, тотальной телескуки советский телезритель вдруг попал в тотальную теледозволенность. Постепенно, конечно, но новаторскими темпами. Сначала Горбачев разрешил «Взгляд» [27], потом к нему подтянулись другие телевизионные адепты перестройки. И понеслось! Редкий теледень отныне обходился без разоблачений порочной советской действительности. Опытные комментаторы, конечно, оговаривались: мол, так надо для перестройки, для ускорения. Критика во благо то бишь. И очень скоро позитивная информация о жизни в стране исчезла практически полностью. Она стала немодной агиткой. Отрыжкой сталинщины. Пропагандистской чушью. Коммунистическим бредом. И в этом отчасти виноват, как я уже говорил, кондовый подход советской власти к телевидению. Даже при полном сочувствии к советскому прошлому сравнивать телевидение тех лет с перестроечным и тем более с телевидением 1990-х годов нет никакой мочи. Тоска, рутина, партийные штампы, идеологические клише, забубенные агитки. А тут: стебающиеся буквально надо всем молодцы, Кашпировский, конкурсы красоты, почти что западная реклама. (Лично у меня глаза на лоб полезли, когда, просматривая в 20-ю годовщину ГКЧП программу «Время» тех дней, увидел на ее заставке с часами рекламу фирмы «Crosna». Получается, отважные мятежники решились вернуть страну в социалистическое прошлое, но убоялись при этом убрать значок какой-то заморской компании с заставки «Времени»? Ну, разве не гримаса эпохи?)