Все они ужасно мало могут и ужасно много жаждут, и вот по всем углам земли русской, везде и всюду тысячи людей, решительно обиженных своим положением, неуменьем взяться, невозможностью рассчитывать на помощь, видящих спасение в случайном заполучении куша, который один только и может их выручить из беды".
"Мы чувствуем и видим, что есть в человеке какой-то предел, после которого этот же человек может превратиться бог знает во что, из доброго сделаться злым, из великодушного - жадным и алчным, из мирского - сущим врагом мира, разорителем его и предателем, и из человека внимательного к себе - бессмысленнейшим губителем самого себя. Где же тот пункт и в чем он заключается, дойдя до которого гармонический человек вдруг превращается в безобразие и делается решительно непохожим даже сам на себя?".
"Но теперь "ордюр" царит: и аппетит к нему развит более, чем к чему-нибудь другому, и негодование он возбуждает более, чем какое-нибудь другое явление русской жизни".
Мама Г.И.Успенского родила семнадцать детей. Глеба - первым. Выжили восемь, открыв счет смертям в жизни писателя.
Отец умер, когда Успенскому не исполнилось 21 года - в тот момент у молодого человека не было никаких заработков и должности.
Он не смог содержать семью своего отца, а в будущем - свою семью. Редкие просветления бытовых условий жизни, связанные с признанием, с успешной работой в "Отечественных записках", с покровительством таких разных Н.А. Некрасова, И.С.Тургенева. В остальное время - долги и нужда.
Кредитная яма порою столь глубока, что проводились судебные преследования. Несколько раз Успенского устраивали на службу, но он всякий раз сбегал. Последний раз, с железной дороги: "все, там служащие, знают, что они делают разбойничье дело, но все знают, чем оправдать свое положение подлецкая механика дела".
До появления первенца Саши в семье Успенских дважды рождались мертвые дети.
Многие знакомые, друзья, единомышленники писателя трагически погибли или умерли от болезней и пьянства.
Причин для душевных мук более чем достаточно, даже если не считать "психозы, вызванные непрестанными думами о голодающих крестьянах, тысячами бродящих по ледяным дорогам в поисках милостыни" (так сказано в одной из биографий писателя).
Исследователи жизни Успенского могут указать еще массу причин психического расстройства - от наследственности до геморроидальных кровотечений, измучивших писателя.
Они будут по-своему и отчасти правы.
Однако последними соломинками, ломающими хребет великим русским писателям, не могут стать думы: голодающие крестьяне, долговые обязательства и геморрой.
Русские писатели сходят с ума от невысказанного.
Страх, преследовавший Успенского в 70-80-х годах, это страх "перестать работать", не найти новой темы, ограничиться набросками, очерками, не раскрывающими в полной мере того, что происходит вокруг, не начать "новую большую вещь".
Г.И.Успенский хотел лечить словом.
Многие его очерки - это рецепты руководства к действию.
Например, "нравственно, справедливо, разумно и полезно только то, что уменьшает разнородность общества, усиливая тем самым разнородность его отдельных членов".
Он выписывал рецепты, указывая пилюли, которые следует принимать, чтобы исцелиться.
Но когда его мысли не воспринимают, когда ситуация в обществе ухудшается, писатель, как служитель слова, начинает пенять не на придуманные методы лечения, а на то, что рецепт неразборчив, что его слова не ясны.
Бессилие - одна из причин, почему Успенский совершает ужасное путешествие по другую сторону себя.
Во время непродолжительных просветлений он многократно повторяет о своем читателе, который должен увидеть, понять и что-то предотвратить: "Кто он? кто он!? кто он?! Нужно ли ему это?!".
Чуть поправившись, Успенский начинает отправлять письма жене с заклинаниями, что будет "писать", чтобы "оправдать надежды на меня как на писателя".
"Я ни на минуту не забываю об этой священной обязанности", - пишет он жене во время последней продолжительной ремиссии летом 1893 года.
Он словно берет жену в свидетели, гарантируя, закрепляя данное себе обещание - создать очередной рецепт, найти еще слова - надеясь, что они будут разборчивы.
Десять лет болезни были ужасны не потому, что Успенский лишился рассудка. Трагедия в том, что он вполне воспринимал действительность, не утратил память. Он осознавал происходящее, разговаривал с родными и знакомыми. И при этом - десятилетнее бессилие добавить хоть что-то к уже сказанному. Успенский закрывает руками лицо и шепчет-шепчет что-то.
Читать дальше